При виде нового потенциального
клиента, почтенный служитель церкви утроил рвение. Мутные с
похмелья глаза его загорелись «неугасимым» пламенем, ноздри сизого,
оттенка спелого баклажана, носа раздулись, а голос окреп, в нем
явно прорезались Левитановские нотки.
- И придет час расплаты! – рубанув
воздух пухлой ладонью, громоподобно посулил он своим слушателям – и
призовет Господь к себе чада свои и отделит зерна от козлищ и
агнцев от плевел!
Здесь сей провинциальный пророк
осекся, скорее увидев по удивленно вытянувшимся физиономиям паствы,
нежели сообразив, что ляпнул, что-то не то. Впрочем, замешательство
его длилось недолго, и даже не потрудившись поправиться, он
продолжил: «… и лишь тот спасется из гиены огненной, кто безгрешен.
Ибо сказал Господь: «…пусть то кто без греха первый кинет в меня
камень». А есть ли среди вас безгрешные, дети мои?».
Судя по унылому молчанию окружающих
бочку обывателей, праведников среди них не нашлось. Монах обвел
толпу торжествующим взглядом.
- Но есть спасение! Есть, даже для
таких, неисправимых прелюбодеев, пьяниц и богохульников как вы –
продолжил он, с легкостью переложив на слушателей все свои грехи и
назидательно воздев к небесам грязный палец – мы скромные и
праведные служители церкви спасем души ваши, взяв за этот тяжкий
труд лишь самую малость, презренный металл из ваших кошелей.
Немного покопавшись в видавшей виды
торбе, икнув, грязно ругнувшись вполголоса и перекрестив рот,
посмевший, видимо против воли хозяина, изрыгнуть богохульство,
«святой праведник» извлек на свет божий несколько
индульгенций.
- В сиих святых письменах спасение
ваше, грешники! - торжественно провозгласил он, потрясая над своей
головой разномастными, довольно замызганными, пергаментными
свитками.
На этом красноречие его иссякло,
оратор многозначительно икнул напоследок и уставился на слушателей
выжидающим взглядом.
Увы, старания его пропали даром,
окружавшие зеваки, внимательно выслушав пылкую, но несколько
сумбурную проповедь святого отца, стали расходиться восвояси,
совершенно не торопясь расставаться с кровными сбережениями. Только
один мужичок, судя по одежде и поведению какой-то деревенский
увалень, поддавшись напору продавца индульгенций, обменял, скорее
всего, единственную, серебряную монету на кусочек пергамента,
сулящий своему счастливому обладателю непременное отпущение
всяческих грехов.