Я сидел на камне, поросшем пушистым мхом, на склоне невысокой
сопки, и всё смотрел вдаль, где чей-то невероятный замысел расписал
ландшафт зелёными, жёлтыми, бурыми красками. Недавнее прошлое
свалилось на меня сразу, тяжёлым и бесформенным тюком. Неужели это
всё случилось со мной, неужели это всё случилось вообще? А может и
не было ничего, приснился кошмар? Тогда что я делаю здесь, среди
гор… И да, мой Африканский шрам на месте: хорошо прощупывается даже
через отросшую шевелюру. Кажется, я рефлексировал, но на самом деле
просто сидел и грелся на солнце. Не сильно мешали даже странности
окружающего мира, однако чем ближе время шло к вечеру, тем чаще я
прикидывал, как коротать ночь.
Склон сплошь покрывал всё тот же тёмным гравий, словно сопка
разверзлась и изрыгнула тонны этой породы. К слову об извержениях.
Не удивлюсь, если столб дыма, поднимающийся из-за соседней вершины,
именно вулканического происхождения. В пользу такого предположения
говорили и периодические земные толчки. Они-то и разбудили меня. А
если бы не они?
Всё, хватит! Пара часов до того как похолодает и часа четыре до
темноты думаю у меня есть, и пора бы уже шевелить мозгами и
задницей в направлении решения вопроса выживания в дикой природе.
Правда не такая она и дикая, если присмотреться: метрах в ста
виднеется могильник строительного мусора, разворошённый во время
осыпи.
Я наконец оторвался от насиженного места и отправился
обследовать потревоженную свалку. Ходьба по тёплому гравию могла бы
быть даже приятной, кабы он не был таким рыхлым и острым. Ступни, в
принципе отвыкшие от ходьбы, посылали в мозг сигналы, наполненные
всеми оттенками боли. Чем ближе я подбирался к торчащему из породы
хламу, тем больше убеждался в тщетности затеянного мероприятия.
Сырые обрезки досок сгнили и превратились в труху, искорёженная
арматура и обрывки проволоки проржавели до непотребного состояния.
Хотя, если покопаться… Я принялся аккуратно выбирать из кучи всё,
что имело хоть какую-то ценность.
Копаясь в мусоре, я задумался: «А на кой мне это всё нужно?» И
тут же осёкся, осознав, что движет мной не более чем инстинкт
самосохранения. Никакого праведного гнева, стремления броситься на
поиски истины, а главное — беспокойства за близких. Что со мной:
постгибернационное отупление, шок или всё-таки атрофировались
какие-то чувства? Ладно. Что тут у нас? Я наковырял несколько
прутов арматуры разного сечения, кусок стальной полосы, немного
проволоки и жестяное ведро из-под какой-то строительной смеси:
пусть дырявое, но на безрыбье, как говорится, и рак — рыба.