– Среди них были самки? – снова спросил темный.
– Да мы как-то не проверяли… – откровенно растерялись
селяне.
– Первым напал самец?
– Нет, господин, – совсем непонимающе посмотрел на
эльфа староста. – Они все сразу накидывались, а в последние
дни стали приходить каждую ночь, и воют, воют…
– В какое время это происходит?
– Да, почитай, ровно в полночь.
– Надо же, какие грамотные волки! – язвительно заметил
Белик, благоразумно держась от ненавистного эльфа подальше, но тот
его снова проигнорировал.
– За забор рвутся?
– А как же! Каждую ночь, считай, к домам лезут… Ох,
простите, господин. – Под пристальным взглядом зеленых глаз
Аарон испуганно вздрогнул. – Простите дурака, что сразу в дом
не пригласил! Пожалуйте, располагайтесь. Мы всем, чем можем…
– Не надо, – едва заметно поморщился эльф. –
Укройте лучше коней, да семьи спрячьте, пока еще есть время.
А сами оружие берите – все, что найдете, и отправьте
кого-нибудь к забору, чтобы следил за лесом.
Снаружи, как услышали, истошно завыли сразу на несколько
десятков голосов – пронзительно, злорадно, с каким-то
предвкушением и едва сдерживаемым нетерпением.
Таррэн удовлетворенно кивнул и обернулся к встревоженному
купцу:
– Боюсь, нам не удастся сегодня отдохнуть, герр Хатор.
– Да я уже понял. Аарон, собирай всех, кто еще держится на
ногах, – будем решать, как быть дальше. Гаррон, укройте коней
и займитесь обороной. До полуночи есть немного времени, мы должны
успеть.
– Сделаю, – кивнул южанин и умчался в темноту.
– Белик, ступай в дом, – приказал Дядько. Строптивый
юнец скривился, но возражать не стал и послушно направился за одним
из местных, обогнув по широкой дуге задумчивого сверх меры эльфа и
обоих его светлых собратьев. Тревожно принюхивающегося Карраша
сноровисто расседлал сам, после чего знаком велел отправляться в
конюшню, шепнул что-то коню на ухо и, наконец, скрылся в дверях
двухэтажного бревенчатого дома. Следом торопливо юркнули обе дочери
купца, побледневшая до синевы Лилька, которой все это ужасно не
нравилось, и решительно поджавшая губы повариха.
В доме, куда староста определил гостей, было опрятно, сухо,
тепло, но как-то тоскливо. Не горел огонь в очаге, не трещали
весело поленья, не томился в печи горшок с кашей, не слышался гомон
детских голосов. Даже вездесущие мухи сновали под потолком так
тихо, будто боялись привлечь к себе внимание.