– Давай с тобой будем дружить всегда.
Она вначале не поняла его и переспросила:
– Как, всегда?
– Ну всегда-всегда. И никто нас не разлучит.
– До самой смерти?
– До самой смерти.
Она не ответила.
Он продолжал говорить что-то в том же духе, а она молчала. Наконец, она согласилась:
– Хорошо, мы будем дружить всегда.
И после этого она больше не говорила, а только думала. Она думала очень серьезно. Она думала о том, что такие слова не говорят просто так, и еще думала о том, какая она счастливая. Потому что такие слова говорят не всем. И был оранжевый вечер, которого не могло быть.
Было еще одно впечатление сегодняшнего дня, которое никак не хотело вспоминаться. Это мешало заснуть. Она лежала, глядя в темный потолок, перебирая память, как четки. И вот оно. Наконец.
Когда она в последний раз взглянула на Мучителя, то наконец поняла, что именно напоминало ей его лицо.
Напоминало все эти годы.
Лаборатория находилась на двадцать восьмом этаже. Большое окно подходило к самому полу, открывая распластанные перспективы родного города. Внизу ползали машины и трамваи. Трамваи были интереснее: они часто здоровались при встрече, включая фары, а иногда останавливались друг напротив друга и целовались, как малознакомые собачки – в щеку. Обычно целовались трамваи с одинаковыми номерами, но сегодня остановились второй и седьмой. «Извращение», подумала Одноклеточная и вернулась к работе.
По утрам она работала с крысами. С белыми, голохвостыми, лабораторными. Крысы, в отличие от людей, все имеют свое лицо и тем интересны. Это обстоятельство Одноклеточная заметила не сразу, но, заметив, сразу полюбила крыс, как родных. Особенно родной была Муся. Муся была добрым и застенчивым зверьком; на беговой дорожке она всегда пристраивалась сзади, за что и получала удары током. Одноклеточная на ее месте вела бы себя точно так же – она бы стеснялась расталкивать других крыс. За это Одноклеточная и любила Мусю, за характер. Вчера Муся перенесла одну из непонятных черепных операций (ради которых здесь, собственно, и держали крыс) и на сегодня ее избавили от обязательной беготни. Муся сидела на дне стеклянного ящика и смотрела на Одноклеточную. Сегодня она смотрела особенным, почти разумным взглядом – не на руки человека, а в глаза. «Муся, умничка ты моя», подумала Одноклеточная. Муся отвернулась, прочитав нежность во взгляде.