Зато гордая!
Стуча зубами от холода, интенсивно растираю руками покрывшиеся мурашками предплечья. На улице тихо, ряд однотипных таунхаусов погрузился в глубокий сон, только в окнах нескольких домов горит тусклый рассеянный свет. Ну удивительно - второй час ночи. А я на улице торчу.
Зачем вообще только потащилась эту дурацкую вечеринку! Это всё Цветкова - позвонила вечером и сказала, что сама Самсонова её на свой день рождения пригласила. Понятно, что не по большой дружбе, они птички совсе-ем разного полёта, просто Анька курсовые для неё за небольшое вознаграждение писала, ну вот и удостоилась великой чести. Разумеется, одна бы она в жизни туда не пошла - позвала меня, но если бы я знала, что Малиновский тоже туда поехал, ноги бы моей там не было.
Хотя сама виновата, надо было догадаться, куда это он вечером так тщательно мылился - весь бомонд универа сегодня тусовался у Самсоновой.
Поднимаю околевшую руку и смотрю на часы: если через двадцать минут не появится, вызываю такси и еду к Цветковой, а завтра подаю на развод! Терпеть к себе такое отношение ниже моего достоинства. Словно заслышав мои угрозы, где-то совсем близко слышится шуршание покрышек о гравий - серебристый Бентли Малиновского неспеша катит к воротам. Неужели, явился. Что-то он рано так сегодня, ну надо же.
Против желания вспомнила, как он обнимал меня за домом и поняла, чем это от меня так неуловимо пахнет - его парфюмом.
- Почему не сказала, что домой поедешь? - свесив локоть из открытого до упора окна, выглядывает на улицу Малиновский.
Расселся, важный такой. А тут зуб на зуб уже не попадает.
- Потому что не обязана перед тобой отчитываться.
- Ну и дурочка, так и заболеть недолго. Днём жара, но ночи ещё холодные, а ты без куртки.
- Кто из нас ещё бабушка. Открывай давай, - киваю на запертые ворота и как бы не была на него зла из-за выходки с Эдиком, ловлю себя на мысли, что рада его видеть.
Вернее, не его самого, конечно, а то, что если дома он, значит, дома и я. А это означает, что совсем скоро я приму горячую ванну, а она мне она крайне необходима, потому что обтянутые чулками ноги закалели так, что почти потеряли чувствительность.
Доковыляв кое-как до комнаты, первым делом скидываю ужасно красивые туфли на ужасно неудобном каблуке и без сил падаю на кресло-грушу. Обняв Бетховена, прячу обледеневшие ступни под такие же ледяные бёдра. Чуть-чуть совсем посижу и сразу в ванну. Буквально пять минут.