Сержант медицинской службы велел
снимать верхнюю одежду, тогда-то и выяснилось, что гимнастёрке тоже
досталось, а вот у меня обошлось без серьёзных повреждений и
ожогов, лишь покраснела кожа. Сразу после ранения я и в самом деле
ощущал какое-то слабое жжение, но снял его привычным для себя
образом: сначала наполнился сверхсилой, а после начал равномерно
выдавливать её вовне.
Медик осмотрел меня и хохотнул.
— Вот вы, девятки, бронированные!
— Да это просто Петя в рубашке
родился, — усмехнулся Фома. — И я фокусировку разряда нарушил, и
плащ из добротной кожи пошит, принял часть энергии на себя.
Сержант лишь плечами пожал и занялся
задержанным, а я откинул назад голову и зажмурился, гадая, удастся
ли принять душ, перевести дух и перекусить, или сразу заставят… ну
не знаю… протоколы какие-нибудь составлять или объяснительные
писать.
Наверное, и заставили бы, но после
приземления на аэродроме мне даже толком мотоцикл осмотреть не
позволили и велели лезть в карету скорой помощи с красным крестом
на борту. И отнюдь не ради конвоирования задержанных — повезли в
госпиталь на обследование, которое по счастью надолго не
затянулось.
Упитанный дядечка-врач — тот самый,
которому ассистировала в прошлый раз симпатичная Валя, опросил
меня, осмотрел покрасневшую кожу и отправил в процедурную,
порекомендовав напоследок сегодня не перенапрягаться. Теперь место
поражения разрядом куда сильнее прежнего походило на ожог,
выглядело припухшим и воспалённым, да ещё наметились рубцеватые
прожилки, расползшиеся во все стороны лучами асимметричной звезды,
поэтому я не рискнул проигнорировать направление и отыскал нужный
кабинет, где мне и нанесли на рану пахучую мазь, после чего
наложили не слишком тугую повязку.
Ну и раз уж выпала такая оказия, я
решил не упускать возможности заморить червяка и наведался в
столовую. Плотно то ли пообедал, то ли уже поужинал, после чего и
отправился в расположение. Сдал оружие и переоделся, а когда
поднялся отметиться в дежурку, начальник смены велел топать в
комендатуру.
Там на входе натолкнулся на Фому
Коромысло; вид он имел мрачный и взъерошенный.
— Как Тимур? — сразу спросил я,
заподозрив, что дурное настроение пулемётчика вызвано ухудшением
состояния нашего стрелка.
— Да что с ним будет? К концу месяца
выпишут, поди, — заявил в ответ младший сержант, ухватил меня за
пуговицу гимнастёрки и притянул к себе. — Слушай, я все углы
сгладил, ты только не сболтни лишнего. Стой на том, что просто
стажёр. Понял?