На глазах
мальчика, которому по воле жестокой судьбы нужно было срочно
вырасти и стать мужчиной, блеснули слезы. Вплотную он подошел к
незримой преграде, не сводя с кобылы грустно-восхищенного взгляда.
Та же замерла, не шевелясь, не дыша — лишь смотрела на него своими
голубыми глазами.
— Ты такая
красивая и грациозная... Хотела меня съесть, и сейчас, наверное,
хочешь. Но я восхищаюсь тобой, Кельпи, ведь ты прекрасна во всех
обличьях! Мне... мне тебя будет не хватать...
И Уилл
шагнул вперед.
Лошадь
продолжала не шевелиться, пока с ее черной гривы тихо капала вода,
а копыта уперлись в землю.
Еще шажок,
маленький — и его ноги коснулись камней. Он приподнял правую руку,
вытянул ее к лошадиной морде, потом в страхе слегка подался назад.
Но кобыла, будто чувствуя этот страх, стояла спокойно,
умиротворенно, слегка склонив голову вниз и упираясь в стену
лбом.
Наконец,
собравшись с духом, Уильям все-таки коснулся ее самыми кончиками
пальцев. По руке будто пробежала дрожь, раздался легкий треск, а
может и не было этого странного треска, и все это лишь почудилось.
Но лошадь и дальше осталась стоять, замерев. А он приласкал ее
теплый нос, раздувающиеся ноздри, но приласкал осторожно, в любой
момент готовый отпрыгнуть назад.
— Мне так
жаль, что ты одинока, Кельпи! Я тоже чувствую себя несчастным и
одним на свете, но тебе, как мне кажется, куда тяжелее. Ведь у тебя
ни матери, ни бабушки, ни дедушки, ни брата. Хоть Малик и очень
противный, он меня постоянно обижает и заставляет других мальчишек
смеяться надо мной, называя зачарованным, но он все же мой брат. А
ты одна, совсем одна!
Кельпи
фыркнула, пока его рука продолжала поглаживать ее морду, пропускать
сквозь пальцы пряди ее густой гривы.
— Прощай,
Кельпи!
Уилл нехотя
убрал руку и сделал шаг назад. В пальцах до сих пор чувствовалось
странное покалывание. Смахнув слезы, он развернулся и вернулся к
корзине. С поляны он уходил очень медленно, нехотя, постоянно
оглядывался и вытирал рукавом мокрые глаза. Ему казалось, что в его
жизни потух единственный луч света. Как только озеро скрылось из
виду за раскидистыми соснами, мальчик дал волю слезам и они ручьями
побежали по его бледным щекам, капая на ковер из опавшей
хвои.
Прошло
некоторое время, а серая кобыла так и продолжала стоять у невидимой
стены, слушая удаляющиеся шаги и всхлипы. Наконец, когда стало
настолько тихо, что, казалось, даже замолкли птицы в лесу и
насекомые подле воды, она вдруг подняла доселе опущенную голову.
Она сделала шаг вперед и спокойно прошла преграду, которой для нее
теперь не существовало. Пофыркивая, лошадь нарочно раскидала
копытами камни, а затем неторопливо побрела вслед за
мальчиком.