После
короткого кивка графа вслед за служанкой буквально вбежал
коротконогий, тощий, но очень живой казначей. Все у него было
крючковатым: и вывернутые, как колесо, ноги, и нос, и редкая черная
бородка. Зато глазки у него были масляные, чрезмерно ласковые. На
казначее было надето черное котарди, на груди висела золотая
воронья цепь, а на крошечной голове возлежала забавная шапочка с
пером ворона.
—
Приветствую, мой господин, — изысканно поклонился Брогмот. Его
глазки с любопытством посмотрели на повязку на шее графа. — Я
столкнулся в коридоре с вашей дочерью. Она шла рядом с высоким
молодым мужчиной, котарди которого было украшено символикой вашего
рода. Осмелюсь спросить, это тот самый?
— Да, тот
самый, Брогмот. Мне пришлось выделить ему из личного гардероба
костюм, поэтому он и обшит воронами.
— Понял.
Стало быть, лишних вопросов, значит, задавать о нем нельзя? — живо
смекнул казначей.
— Верно
соображаешь, Брогмот. Собственно, с гостем тоже лучше не
общаться.
— Да-да,
мой лорд! Ваше слово — закон! — казначей состроил
гримасу наивысшей преданности и приготовил бумаги. — Я, если вы не
против, займу вас до вечера. Я принес план расширения рынка, а
также предложения по составлению договоров на аренду
мест...
Филипп
кивнул и освободил место на столе для большого чертежа, по
сравнению с которым казначей смотрелся совсем крохотно и
по-детски.
***
Меж тем
Йева и Уильям спустились во двор. Истосковавшийся по свободе Уилл
жадно втягивал воздух, оглядывал все с любопытством, позабыв
ненадолго о своих душевных муках касаемо прошлой ночи. Их
пропустила стража на калитке, и они прошли по подвесному мосту,
который грозно распластался над расщелиной, отделяющей замок от
города. Выглянув вниз, вампир уважительно вгляделся в горную щель,
где вдалеке зияло поросшое кустарником дно.
— Ты
доволен? — отвлекла его Йева.
— Не то
слово! — воодушевленно ответил он, глядя на нее. — Все благодаря
графу. У тебя замечательный отец, Йева: мудрый, умный,
величественный, хозяйственный...
Уильям все
говорил и говорил, загибая пальцы и перечисляя достоинства графа
Тастемара, который стал для него воплощением всех благодетелей. В
конце концов, он дважды загнул десять пальцев, потом добавил,
задумавшись:
— Ты только
ему не говори, а то подумает, что подхалимничаю.