— И это
тоже! — улыбнулся Уильям.
Они вдвоем
завернули за угол, и взору их открылся огромный рынок,
расположенный на круглой площади и тесно заставленный прилавками.
Правда, большая часть прилавков в такую яростную непогоду
пустовала. Редкие покупатели сновали между рядами, кутаясь в теплые
плащи.
Уильям
восторженно воскликнул:
— Ого! Вот
это я понимаю — рынок так рынок!
По кругу
торговой площади стояли сплоченно двух— и трехэтажные домики. Окна
у них были аккуратные, полуциркульные, фасады — добротные, из
хорошего камня. Это были всевозможные лавки с травами, одеждой,
тканями, безделушками и украшениями. Всем этим лавкам здесь было
явно тесно, потому что стояли они, подбоченившись, не оставляя
между собой даже щели. А с другой стороны рынка, коль перейти через
дорогу, располагался ветхий постоялый двор, возрастом в два раза
младше Филиппа.
Пара
некоторое время гуляла по площади, по которой стелился, подвывая,
ветер, пока Уильям не взглянул на Йеву. Ее тонкие губы посинели;
сама она прижалась к нему скорее уже не от сердечных чувств, а от
озноба. Тогда он расстегнул свой плащ и без слов накинул его на ее
плечи.
— Да не
надо... — начала было возмущаться она. Но теплый плащ так хорошо
укрыл ее, что она лишь довольно вздохнула.
— Надо. Мне
не холодно, не волнуйся, — Уилл вздрогнул под налетевшим ледяным
ветром, но виду не показал.
Парадная
улица, вьющаяся сквозь весь Брасо-Дэнто, вывела их на другую
площадь — Воронью. Та ничем не отличалась от предыдущей. Такая же
круглая, подставленная хмурому свинцовому небу, выложенная
брусчаткой, которая сейчас едва блестела от прошедшего дождя.
Однако не было здесь ни прилавков, ни красивых
магазинчиков.
Здесь
располагались величавый белокаменный храм Ямеса, таверна «Черный
ворон» и множество прочих зданий, радеющих за городское благо:
налоговый дом, охрана, суд и учреждения ремесленных гильдий. Через
площадь от храма виднелся бордель с ярко-красной черепицей. Знал бы
Уильям, сколь кровопролитная война идет между этим борделем и
божьими слугами... Прошло уже с пару столетий, как граф узаконил
проституцию, и столько же не прекращаются вопли жрецов, требующих
убрать с площади этот дом порока. Правда, порой обнаруживалось, что
эти же жрецы и являются самыми частыми его посетителями, но ими это
всегда гневно отрицалось. Зная отношение своего рассудительного
отца к вере в Ямеса, Йева подозревала, что выделенное под бордель
место было его шуткой. Но граф всегда отнекивался, хитро улыбаясь,
разводил руками и никогда не соглашался с тем, что все это было
устроено нарочно.