После всех
событий дня Уильям разжег камин в гостевой спальне, чтобы тут же
без сил рухнуть в кресло. Его рука безжизненно повисла, а глаза
бесцельно, отрешенно уставились в каменный потолок. Озноб пробирал
его до самых костей, но причиной был не холод, а мерзкое ощущение
пустоты в душе. Ему казалось, что он стал частью тьмы, потеряв
дорогу назад. Непрестанно касаясь губ, он будто силился стереть с
них следы человеческой крови, а порой и вовсе расшатывал длинные
клыки, но те держались крепко. В глазах щипало и, в конце концов,
Уильям не выдержал и тихо разрыдался. Он задушил человека
собственными руками... Это нельзя оправдать даже зовом жажды...
Может, жители Вардов были правы, закидывая его камнями и проклиная?
Может, в то утро ему стоило погибнуть на развалинах своего
дома?
Скольких он
еще убьет на своем веку?
Увидь его сейчас жители деревушки,
никогда бы они не признали в нем того простого улыбчивого
рыбака, с удочкой наперевес и плетеным
коробом за плечами. Сейчас он сидел в резном дубовом кресле перед
пылающим камином, облаченный в добротное котарди; на его
высоком лбу залегла тяжелая дума, омрачавшая его облик, будто был
он уже совсем не тем Уильямом.
***
Наступила
ночь. Брасо-Дэнто было будто погребено под пеленой ливня, сильного,
прибивающего к земле; молнии пронизывали небо вспышками,
сопровождая громом свои бешеные пляски в облаках. Граф до сих пор
не поднялся на верхний этаж — он работал в кабинете при свете
свечи, на деле больше думая об удивительных поворотах судьбы,
которые свели его с рыбаком. На время он
отлучился, чтобы выпить несчастного
выжившего бунтаря, но позже снова вернулся в свое любимое
кресло.
Ближе к
утру, когда за окном выл ветер, Уильям почистил котарди. Не в силах
найти места от тревоги, он тихо спустился по лестнице. Четвертый
этаж пустовал. В коридорах колыхалась тьма.
Уильям
зашел в кабинет. На столе догорала свеча, а Филипп пересматривал
журналы, где были подшиты отчеты по нескольким городам Солрагского
графства.
— Господин,
могу я взять книги из библиотеки?
—
Да.
Уильям
остановился подле окованных металлом сундуков и громоздких шкафов,
выискивая книги про лекарское искусство. Его интересовало все про
зимнюю аспею, которой была больна его матушка. Тихо вздохнув, он
достал сразу семь книг. Взяв стопку, он упер ее в подбородок, и,
качаясь, будто готовая упасть башня, направился к двери.