Идти недалеко — два коридора, и вот она, комната
оргкомитета.
Люди всё больше мне неизвестные, включая даму, кричавшую
«Позор». Единственно, кого я узнал, это Василия Смыслова, седьмого
чемпиона мира.
— У нас сложилась неприятная ситуация, — начал незнакомый мне
человек — Мария Августовна Керес написала вам, Михаил, открытое
письмо. И распространила его как среди шахматистов, так и среди
корреспондентов, включая зарубежных. Вам знакомо содержание
письма?
— Имел удовольствие, — ответил я бесстрастно. Ещё бы не иметь:
оно висело на доске объявлений в гостинице. Доске, предназначенной
для участников чемпионата.
— Я всё же зачитаю его, — сказал он, и достал листок. — Итак,
начинаю. «Открытое письмо шахматисту Чижику.
Гражданин Чижик! Возможно, вы не знаете, но в турнире вы заняли
место моего мужа, гроссмейстера Пауля Кереса. Если вы честный
человек, то покинете турнир, вернув место тому, кому оно
принадлежит по праву. Вы молоды, и, если вы действительно хороший
шахматист, у вас ещё будет возможность сыграть во многих турнирах.
Если же вы останетесь, то это будет лишь означать, что вы
бессовестный выскочка. Подпись: Мария Керес, жена гроссмейстера
Кереса». Всё. Я ничего не пропустил, Мария Августовна?
— Нет, Виктор Давидович. Но сейчас я бы добавила, что убедилась:
у этого Чижика нет ни чести, ни совести.
— Спокойнее, спокойнее, Мария Августовна, — и, обращаясь ко
мне:
— Вы хотите ответить автору письма?
— Не хочу. Но могу.
— Мы слушаем.
— Приглашение на чемпионат Советского Союза — это не билет на
Новогоднюю ёлку или цирковое представление, его нельзя отдать или
подарить, это первое.
Как гражданин своей страны, я безмерно рад участвовать в
чемпионате, и совершенно не собираюсь отказываться от этой чести,
это второе.
Я согласен, что иногда совесть шахматиста просто требует не
участвовать в тех или иных состязаниях. Так, например, я не могу
понять, как можно в сорок первом году играть в чемпионате
Советского Союза в Москве, а в сорок втором — в так называемом
Чемпионате Европы, организованном гитлеровцами в Мюнхене. Впрочем,
учитывая, что человек рос и воспитывался в буржуазном окружении,
его ошибки и заблуждения понять можно, но мне сомнительно, что
подобные люди, или их близкие, имеют право указывать советскому
комсомольцу, какие решения он должен принимать. Я учитываю
замечания, упреки и выговоры только от товарищей по комсомолу и,
разумеется, от коммунистов. Это третье.