Не слишком уповая на успех, но чтобы дать законное течение делу
в цивилизованном русле, Рудан подал жалобу судейским и не обманулся
в худших ожиданиях. “Прозорлив был отец, завещал не изменять
православию нашему, ибо в иной вере нет правды. От суда католиков
справедливости ждать? Своего выгородили, хоть и преступник. Теперь
поищу защиты у высочайшего покровителя моего!” – подумал Рудан, и
булавочный укол сомнения рассердил его.
Возгласами радости король встретил в Варшаве казацкого воеводу.
“Что привело тебя в столицу, мой честный, мой лучший рубака? Каким
угождением угожу тебе, доблестный Рудан?” – вопрошает монарх, и
чудится просителю холодок в голосе благодетеля. “Верно, донесли
королю, в чем моя беда, а он с сеймом не в ладах, захочет ли ради
казака еще и с судейскими ссору затевать? Они – живучий и опасный
народ!” – мелькнуло в голове Дворецкого.
С болью выслушав Рудана, король резонно заметил, что сын из
могилы не восстанет, а католический венец навсегда решил судьбу
Марии. Что до праведной мести Равелинскому, то не слишком ли
щепетилен лихой казак, не чересчур ли рыцарствен с канальей? Бывают
положения, когда сабля, а не государь в помощь, а политика – дело
тонкое, и король есть раб ее.
Дворецкий покинул столицу не солоно хлебавши. Снова вспомнил
завет отца. Горько на душе, гневом и злобой полна. Не нашел
справедливости. Надругались поляки над любовью и верностью его. Нет
закона и нет защиты. Что ж, возмездие придет и не заставит ждать.
Вон сколько недовольства панской властью! Запылает Польша!
3
- Э, дружище, не годится так! Давай-ка сюда штоф, уберу его
подальше. Горилка не в помощь тебе! – сказал Микола Шилохвост,
силой взял из рук Рудана бутыль зеленого стекла, убрал в
шкафик.
- Да ты послушай, Микола, какое горе у меня! – возразил
Дворецкий.
- Что ж слушать-то? Ты уж мне третий день про свои беды
талдычишь, забываешь, что говорил и снова начинаешь!
- Миколка, какое горе у меня! Еще стопку позволь!
- Нет, брат, не позволю. Завтра снова приду к тебе. За сутки
отрезвеешь, в голове туман рассеется, вместе думать станем. Сейчас
прощай.
Друг молодости, Микола Шилохвост прознал о беде Рудана, поспешил
приехать в имение Дворецкого. Оба учились во львовском иезуитском
коллегиуме, лучшими школярами слыли, всегда вместе, души друг в
друге не чаяли. Рудан тяготел к языкам, Микола блистал в
сочинительстве. Зависть не омрачала товарищества. Исай Дворецкий
бранил сыновнего дружка, темной лошадкой называл, но на устах у
Рудана всегда находилось слово в защиту.