Старшая дочь - страница 50

Шрифт
Интервал


Юнна была не в силах вынуть руку из его ладони, готовая либо счесть его безумцем, либо безоговорочно поверить каждому слову.

- Как вы страшно поклялись, - пробормотала девушка, - А если ничего не получится?

- Знаете, фройляйн Юнна, - Фред наконец проглотил застрявший в горле комок, - вы своим страшным рассказом на меня очень сильно повлияли. Я сейчас кое-на-что решился, о чем думал уже долгое время. Это весьма опасно и очень сложно. Если я выберу этот путь, моя жизнь никогда больше не будет прежней, но я почти уверен, что я его выберу. Вы просто знайте: пока я жив, я буду бороться за то, в чем перед вами поклялся. Сделайте так, чтобы моя жизнь не прошла зазря.

Он достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок бумаги, похожей на газетную и положил на стол перед Юнной.

- «Постройте Новый мир и начните с Иовелии!»… - прочитала Юнна первые слова. Она подняла на Фреда восхищенные глаза, - Точно, бунтовщик!

- Только отнеситесь к словам в этой листовке серьезно, - он потер глаза, - Голова раскалывается. Пожалуй, пойду к себе. Вы тоже не засиживайтесь и, главное, ничего не вспоминайте. Прошлое должно умереть во благо будущего.

Оказавшись в темноте комнаты, Фред рухнул на кровать. Душа, сердце, разум – что бы это ни было, оно разрывалось от чувств, мыслей, желаний и стремлений. Он хотел встать, чтобы отвлечься от волнений каким-нибудь мелким занятием, но неожиданно понял, что все-таки устал и валится с ног. Уснул Фред Гриндор, лежа поперек кровати и укрывшись шинелью, словно измученный битвой солдат.


* * *


«Лучше бы солнце не вставало сегодня. Ох, лучше бы мне было умереть во сне!» - подумал Альбрехт Краузе.

С момента его пробуждения прошел уже час или два, но комендант все еще лежал в постели не в силах пошевелиться от тошноты. Спал он сегодня в гостиной на диване, потому что супруга не пустила его в спальню. Лицо полковника приобрело сине-зеленый оттенок, а в глазах читалась мука. На тумбочке возле него стоял целый бутыль капустного рассола, на который Краузе уже не мог смотреть. Ему ничего не помогало. Комендант мог лишь лежать и ждать, когда отравление пройдет само собой. Но телесные страдания не шли ни в какое сравнение со страданиями душевными.

«Господи, почему ты не спустился с небес на землю и не отрезал мне язык?» - причитал комендант, - «Как ты допустил, чтобы я так говорил с принцем?! Господи, моя жизнь теперь кончена!»