Голова снова запульсировала болью – но не сильно, будто
предупреждая. Чья-то неведомая воля ненавязчиво намекала: не лезь.
Дальше нельзя. Пока – нельзя.
Ладно, понял. Идите к черту.
Потерев виски, я откатился чуть назад – к белобрысой девчонке.
Думать о ней, похоже, не возбранялось. И чем больше я прокручивал в
памяти сегодняшний сон, тем больше убеждался: где-то я ее уже
видел. В том, выжженном дотла мире – а может, и уже в этом.
Чуть другой – может, повзрослевшей, изменившейся, но с такими же
синими глазами, которые…
Из размышлений меня вырвал негромкий шум, доносившийся со
стороны не до конца закрытой двери: похоже, воинство Арины
Степановны уже суетилось, накрывая на стол к завтраку.
Сколько же я просидел? Сначала с газетой в руках, а теперь вот с
этими странными то ли воспоминаниями, то ли просто фантазиями… Кофе
уже успел остыть.
Вздохнув, я швырнул скатанный в трубку “Вечерний Петербург” на
столик, и, потянувшись, поднялся. Времени думать о снах не
осталось. Пора завтракать, приводить себя в порядок и выдвигаться в
город.
По странной иронии сегодня меня ждет именно то, о чем писала
Лена: светские увеселения, автомобили – и, разумеется, женщина.
Небесно-голубого цвета “Чайка” метнулась наперерез и, заставив
меня ударить по тормозам, с неожиданным для такой здоровенной
металлической туши изяществом втиснулась между гигантским блестящим
“НАЗом” двенадцатой модели и каким-то очередным “американцем”.
Первой мыслью было выйти и всыпать лихачу по самое не балуй, но я
сдержался.
Не княжеское дело – собачиться из-за удобного места.
Да и вообще устраивать какой-то бедлам, пожалуй, не стоило. Не
то, чтобы кто-то из местной публики всерьез воспринимал
второсортную газетенку вроде “Вечернего Петербурга”, но
недоброжелателей у меня хватало и до этого, а в последнее время
стало еще больше. Конечно, прибавилось и тех, кого я мог назвать
если не друзьями или союзниками, то хотя бы хорошими знакомыми… И
все же пара-тройка косых взглядов мне обеспечена.
– Ох, благородие, народу-то сколько…
Да хотя бы вот поэтому.
Настасья подалась вперед, разглядывая собравшуюся у входа
блестящую публику. Так, что едва не улеглась на торпеду. В целом ее
позы выглядела вполне пристойно – но я, хоть и не видел,
догадывался, какие у бедной девчонки сейчас глаза.