Но боги молчали.
Четверг, 15 декабря
Наступили дни полнолуния, и к
молитвам о возвращении супруги короля присоединились почти
восемьдесят берманских кланов, земли которых растянулись от
Медвежьих гор на юге, где находилась граница с Рудлогом, до острых
северных фьордов, где холодное лето стояло один месяц в году.
Мятежные линдморы, послушные слову монарха, ушли в тундру и леса в
медвежьей ипостаси — и никто не cмог снова обернуться человеком.
Большинство из них все же было любимо своими детьми, искренне
оплакивающими родителей. И пусть где-то продолжали шептаться, что
воздаяние, назначенное королем, несправедливо, что в нем говорят
горе и злость, ведь он был все равно что мертв, и, не касайся это
его лично, он бы первый приказал уничтожить зараженного бермана...
Но условие — возвращение королевы — было озвучено, и никто не
оказался достаточно глуп, чтобы посметь оспорить его. Все понимали:
от кровавой расправы их кланы уберегло только чудо. И даже самые
ревностные хулители короля не приняли его неожиданную милость за
слабость.
Королеве Полине, пребывающей в
медвежьей шкуре, молитвы никак не помогали. Ее перенесли в
центральный двор, закрытый погодным куполом, приставили слуг, и
слабая тощая медведица почти весь день лежала на боку и дремала,
облегчая работу виталистам. Все: и врачи, и маги жизни — хором
твердили, что ее величество истощена до предела, что ее нужно
кормить как можно больше, потому что капельницами тут не поможешь,
вите необходимо крепкое тело, иначе все усилия впустую. И двигаться
она должна, хотя бы немного, иначе мышцы совсем атрофируются.
Сердобольные гвардейцы натащили
королеве в лесок живых зайцев и полосатых поросят, но охотиться у
нее не было сил, и зверье совершенно обнаглело — топталось прямо
перед мордой, скакало вокруг, прячась при появлении берманов и
людей.
Немного оживлялась медведица, только
когда приходил Демьян. Глухо, угрожающе ворчала на него и пыталась
отползти.
Тело помнило боль и запах мучителя,
инстинкт требовал бежать. Но человек приносил ей свежего мяса и
сладких ягод, медовых сот, кореньев, спелых орехов и птичьих яиц,
бесстрашно зажимал ее голову рукой и заставлял есть, частенько
потом уходя с прокушенной ладонью или израненной грудью. Или
оборачивался громадным медведем — чуть ли не в два раза больше нее,
— обнюхивал, вылизывал морду, живот, тыкал носом, рычал: вставай,
мол, иди! Нужно двигаться! Смотри, какое озеро, как можно полежать
в воде, попить! Я специально для тебя запустил туда толстую форель
и карпов. Знаешь, как это вкусно?