Пятая Рудлог застыла, прислонившись спиной к влажной внутренней
поверхности папоротника, пытаясь отдышаться и боясь даже
пошевелиться. Потом, потом она подумает о том, что может так
навсегда и остаться здесь, умерев без воды. Алина невольно
облизнула губы — пить хотелось очень, хотя недавно пила. И
прислушалась.
Минут через пять совсем близко раздались голоса, и полая стенка
изнутри над ее головой осветилась красноватыми всполохами факелов.
Алинка затаилась, как мышка. Ее начало трясти, бросая то в жар, то
в холод, и зубы застучали от слабости, ужаса и отчаяния.
Еще через какое-то время, показавшееся ей вечностью, голоса
затихли. В них теперь не слышалось превосходства и насмешки —
скорее злость и раздражение. Алинка вздохнула, кое-как устроилась
на боку, поджав ноги, укуталась в пух своих крыльев — как жаль, что
не хватало закрыть все тело! — положила голову на разоренное гнездо
и закрыла глаза.
«Другие близко. Берегись», — сказал голос из сна. Если это не ее
галлюцинации и не глас отчаявшегося подсознания, то, получается,
эти люди ищут именно ее? А если так, то они обязательно вернутся
поутру, когда все будет видно, и дай боги, чтобы ее следов не
осталось поблизости.
Хотя все равно ведь будут… невозможно, чтобы не было. Значит,
остается надеяться, что ее убежище не обнаружат. Не догадаются. И
уйдут, и тогда она сможет выйти попить.
Алину снова затрясло — от понимания, что она вполне могла в
очередной раз умереть сегодня, и даже не понять отчего, и никогда
больше не увидеть родных. А вдруг она и так их никогда не увидит?
Ведь в этом мире почти всё пытается ее убить или сожрать.
Принцесса еще долго слушала далекие выкрики людей, пока они не
стихли совсем, и после этого несколько часов лежала без сна,
грязная и вспотевшая, измученная, ослабевшая, с обидой и надеждой
шепча имена сестер, Матвея, пытаясь представить, что вот сейчас она
откроет глаза — и окажется у себя в спальне.
Но сколько она ни жмурилась — когда открывала, вокруг была все
та же тьма.
Алина заснула, даже не заплакав. Слишком много она здесь плакала
— и организм, видимо, понял, что это бесполезно.
Максимилиан Тротт
Макс ушел под воду, вынырнул, отплевываясь, и непонимающе
завертел головой. Он держался обеими руками за лодку, находясь
почти под ней — точнее, под носом. Зажатый между ног мешок пошел ко
дну, пока Тротт, сцепив зубы, переживал поток воспоминаний. И тут
же, осознав, почему и как оказался в столь необычном положении,
снова нырнул, наблюдая из-под воды, как высоко в небе пролетают три
огромных раньяра с всадниками. Один из них спустился ниже, сделал
круг над лодкой — стрекоза легко боднула ее челюстью, лодка
перевернулась, и Макс, чтобы его не увидели, нырнул глубже, в
илистую придонную муть, меж поваленных и затопленных остовов
деревьев, чувствуя, как начинает гореть в груди от недостатка
кислорода.