— Ша, дщерь моя, кому, как не родным, тебе помочь, — отрезал
отец и тут же умилился: — Как ты сверкаешь глазками! Как играет в
тебе боевой дух наших предков!
Эби, чтобы успокоиться, скатала в трубочку бронзовое блюдо
из-под перепелок и покорно кивнула.
— Скажи-ка нам, моя бусинка, что больше всего не по вкусу этому
Вудхаусу?
— Больше всего он, как и все эльфы, не любит нежить и эманации
некромагии, но у него просто какой-то нездоровый страх, — Эби,
смиряясь, отбросила бронзовый рулончик, откусила от фазаньей ножки,
прожевала. Подумала, полила ножку клюквенным соусом и откусила ещё,
а затем забросила в рот чарку маменькиного травяного
безалкогольного настоя. Пусть гномы гордились умением пить, не
пьянея, а эльфы считали, что они в этом лучше, но сама Эбигейл от
алкоголя чрезмерно веселела и начинала болтать чушь. — Но чего он
совсем не терпит — это малейшего пятнышка грязи. Да что там, —
немного преувеличила она, — несчастную пылинку увидит и трясет
манжетами так, словно кисель взбивает.
Гости за столом одобрительно захохотали и потребовали
продолжать. Ни одно гномское застолье не обходилось без долгих
историй, и Эбигейл очень польстило, что на этот раз ее выбрали
рассказчиком.
— Представляете, — Эби обвела всех взглядом. — Приходит в
лабораторию и начинает реторты на свет проверять, пробирки, стол
осматривает, словно боится, что на нём блохастая собака ночевала. А
как он в дождь до жеребца идёт? Вышагивает, как танцовщица, — она
продемонстрировала Натову походку с помощью вилки и фазаньей
кости.
На самом деле Вудхаус ходил грациозно и плавно, засмотреться
можно было. И грязи он не то чтобы избегал. Просто лицом серел и
начинал чесаться. Но для красного словца можно было и преувеличить,
особенно когда гости и родные так смеются.
— Но самое смешное случилось на втором курсе, в Академическом
переулке, — таинственно начала Эби.
— Это который между академической библиотекой и ристалищем? В
котором стены так близко, что не разъехаться двум всадникам? —
уточнил папа Горни. — Я слышал, что так сделали, чтобы академия
могла обороняться от любой армии.
— Именно он, — кивнула Эби, принимая из рук мамы Горни еще одну
чарку с настоем. — На втором курсе я сидела в библиотеке и услышала
на улице ржание коня Белоручки, Серебряного копытца.