В предках Миррей были преимущественно люди, но аристократы
других рас там тоже потоптались, хотя, скорее, полежали, оставив
потомству память о себе. Особенно постарались орки, передав по
наследству светлую кожу слегка зеленоватого оттенка и сделав нижнюю
челюсть заметнее, а нижние клыки — побольше обычных. Глаза у ее
величества были серые, волосы светлые — в кого-то из эльфийских
пращуров, фигура сухощавой и высокой, так что немного краски на
щеках ей действительно не вредило.
Тем более что по меткому замечанию какого-то стихоплета,
пожелавшего остаться неизвестным, румянец на щеках королевы
прелестью своей напоминал нежные розы на весенней листве. Миррей
даже сохранила это посвящение, так ее позабавили неловкие, но очень
красочные метафоры.
А вот задора ей и без вина хватало. Например, ее величество
любила тайные ходы не только за скорость передвижения, но и за то,
что можно было, например, незаметно пройти в свой кабинет — и
попивать вино, наблюдая в большом магическом визоре, а иначе
хрустальном шаре, как ведут себя посетители в приёмной. Визоры
настраивались на одно помещение или несколько и были превосходной
системой слежения, а также использовались для общения, передачи
новостей, театральных представлений и концертов. Такой же визор был
установлен и на столе Корнелиуса.
— Не такие уж лица Горни и Вудхауса и новые, ваше величество, —
терпеливо, но упрямо отвечал придворный маг, тоже по настоянию
королевы греющий в ладони чашу с вином. — Вы их уже третью весну
имеете удовольствие лицезреть. Поделите обязанности, будет у вас
два молодых придворных мага вместо одного старика.
— Ты младше меня на три года, — сухо напомнила королева.
— Вы с годами становитесь только прекраснее, — ушел с зыбкой
почвы магистр. — А вот я уже весь седой, — и магистр Корнелиус
потер по-армейски гладко выбритый подбородок, словно надеялся найти
там седую бороду, а затем коснулся черных как смоль волос.
— Я все еще воспринимаю твое увольнение как блажь, — сурово
продолжила Миррей. — Как жаль, что я не так сумасбродна, как мои
предки. Может, кинуть тебя в темницу, пока ты не одумаешься,
Корнелиус?
— Как пожелаете, ваше величество, — улыбаясь, склонил голову
магистр.
— Увы, я просвещенный монарх, — вздохнула Миррей и требовательно
постучала по чаше, чтобы Корнелиус подлил вина. — Вчера открыть
железную дорогу, позавчера — посетить завод по сбору паромобилей, а
сегодня бросить соратника в тюрьму — это дурной тон.