Парень даже чуть подался вперёд, хотя внешне спокойное лицо всё
так же казалсось пустым и ничего не выражало.
Протянув руки, резким движением разорвал на девчушке платье,
откинув в стороны жалкие ошмётки, обнажая чистую кожу
с уже появившимися кое-где синяками. На тонких кривых
губах мучителя вдруг проявилась усмешка, а зрачки забегали,
почти осязаемо ощупывая беззащитную в своей наготе
фигурку.
Княжич шагнул вперёд. Окованый металлом каблук с силой
вдавил в землю пальчики на босой ступне, заставив
их хрустнуть и не давая жертве отстраняться. Сжатый
кулак, одетый в тяжёлую латную перчатку, поднялся вверх.
Сверкнула сталь клинка. Боль и отчаяние заполнили сознание
несчастной...
Сколько этот ужас длился, она не знала. Кончилось всё
внезапно. Вернее, боль-то осталась, заставляя тихо стонать. Нервная
дрожь всё никак не могла отпустить. Слёзы текли даже
не ручьями, а реками. Глотка не могла больше
издавать ничего, кроме жалкого хрипа. Крепкие руки стражников
по-прежнему не давали возможности шелохнуться. Но... Княжич
больше не терзал трепещущую плоть. Что произошло, благодаря
чему вдруг появилась передышка, жертва варварской жестокости
не понимала. Перед затуманенным взглядом плыли круги,
а в ушах гулким стуком отдавался каждый удар бешено
колотящегося сердечка...
А перед Самсоном и его людьми стоял, тяжко опираясь
на сучковатый посох, немощный старик в запылённом
плаще.
— Чего ты сказал?.. — переспросил его княжич,
недовольный прерванной забавой.
— Сказал, отпустите её.
— Отпустить? Кровавые Боги, ты в своём уме,
старик? Ты — жрец, это не твоё дело!
— Прокляну!
— Не смеши, я такие жертвы приношу Гневному, его
благодать защитит! Мне проклятия не страшны, особенно,
от таких сморчков, как ты! Ступай и радуйся, что
не хочу марать руки. Иначе, проучил бы!
Самсон отвернулся от смешного наглеца, кто осмелился
отвлечь его от любимого развлечения, да ещё
и в собственных владениях, и приподнял
за подбородок лицо жертвы. Он намеревался
продолжить то, чем занимался, и не желал тратить
время на пустую болтовню. От немедленной расправы старика
спасал только жреческий сан.
— Если не отпустишь мою
ученицу сейчас же, тебя не спасут даже эти
жалкие подачки твоему божку. Готов стать проклятым ради минутного
удовольствия?
— Ты безумен, это не твоя ученица!
— снизошёл до ответа княжич, с силой сдавливая
пальцами девичье личико. И — вдруг отпрянул, словно поражённый
громом.