Именно самодержец. Вот уж чего удалось добиться Рюриковичам, так
это упрочения самодержавия в Русском царстве. Государь крепко
удерживал власть в стране, подмяв под себя как знать, так и
церковь. Оставалось с умом распорядиться этой самой властью. Но...
При всем при том, что Дмитрий Первый был не лишен прозорливости,
для этого ему все же недоставало воли. Самой малости. Но все
же.
— Ну что я могу сказать, государь. Несомненно, за последние
полгода цесаревич серьезно продвинулся вперед. Конечно, при наличии
более образованных преподавателей успехи могли бы быть и более
значимыми. Но они все же впечатляют. Прими мои поздравления,
Николай Дмитриевич, сумел ты меня удивить.
— И еще удивлю, Степан Андреевич, — бросив мимолетный горделивый
взгляд на стоявшего чуть позади и в стороне полковника в зеленом
мундире на европейский манер, заверил подросток.
— И чем же, если не секрет? — полюбопытствовал профессор.
— Я хочу серьезно изучать кораблестроение, а это никак
невозможно без математики.
— Хм. Смею тебя заверить, Николай Дмитриевич, что для этого
потребно изучать не одну лишь математику.
— Я знаю, — с самым серьезным видом кивнул подросток, а потом
перевел взгляд на царя: — Батюшка, я стал совсем по-другому
смотреть на науки, от которых, вижу теперь, проистекает польза
великая. Вот словно прозрел.
— Верю, сынок. И замечаю. Что меня очень радует. Ладно. Будем
считать экзамен завершенным. Николай, я очень доволен. Надеюсь, ты
и дальше будешь меня радовать. Причем не только в науках, но и в
других областях.
— Конечно, батюшка, ведь правителю не стать великим, коль скоро
он не ведает творящегося в мире.
— Иди уж, великий, — с довольной улыбкой произнес царь,
подкрепляя свои слова взмахом руки.
Цесаревич поспешил удалиться в сопровождении полковника и
профессора. И судя по тому, как этот худощавый юноша среднего роста
в буквальном смысле слова надвинулся на ученого, тому предстоит
выдержать некое сражение. Николая вдруг обуял голод познания, и,
похоже, он намеревался его утолить. Причем в своей обычной манере,
нахрапом, сметая все на своем пути и впитывая то, до чего сумеет
дотянуться. Есть у него такая черта.
— Ну, что скажешь, сестрица? — едва закрылась дверь,
поинтересовался царь.
При этом из него словно выдернули стержень. Он как-то сразу
осунулся, разве что цвет лица остался прежним. Впрочем, ничего
удивительного, коль скоро на нем добрый слой пудры. Дмитрий Первый
был болен. Причина и природа болезни пока оставались неизвестными.
Лучшие медицинские умы не могли понять, что происходит с государем.
Но факт оставался фактом: болезнь медленно, но верно подтачивала
его силы, приближая неизбежный конец.