– А? – Альберт растерялся, бестолково пытаясь понять,
о чём его спросили.
Мозг соображать отказывался наотрез, по-прежнему
стараясь «достучаться» до молчащего сердца, как до отсутствующего в
системе, но жизненно необходимого устройства.
– Как сердце, спрашиваю? – повторил медик.
– Я его не чувствую. Оно…
не бьётся?.. – Альберт осёкся на полуслове, внезапно
сообразив.
Внутри разом похолодело, и этот холод иглами сходился
к груди, в которой теперь вибрировало что-то чужеродное.
– И не должно, – усмехнулся медик, подтверждая его
мысли. – Это имплант.
Опустив взгляд, Альберт обнаружил, что посередине
груди всё тоже протезировано: концентрические пластины напоминали
вогнанную в плоть развинчиваемую крышку. Часть пластин была
вскрыта, открывая контакты, к которым сейчас были подключены
какие-то провода, тянущиеся к медицинской аппаратуре. Сам же Вольф
лежал под устрашающего вида сканером. Возможно, сканер казался
таким страшным из-за близорукости и навалившегося стресса, но
доверия эта дьявольская машина не вызывала. Даже на приёме у
стоматолога было не так жутко, хотя сама операция, кажется, уже
осталась позади.
– Глянь, что из тебя достали, – и медик кивнул на
погнутый кусок металла. – Насквозь прошло.
Ржавый прут лежал достаточно близко, чтобы разглядеть
даже резьбу с большим шагом. От одного его вида становилось не по
себе, как и от внушительного количества крови. А покоящийся в
соседнем поддоне окровавленный кусок мяса, по всей видимости, был
его, Вольфа, сердцем. Не так давно, во всяком случае. Как бы то ни
было, теперь это были просто отходы под утилизацию.
К горлу подкатил тошнотворный комок.
– Отказало, не удалось сохранить, – сообщил медик,
даже не оборачиваясь на застывшего от ужаса новобранца. – Но всё
залатали. Сепсис мы предупредили, хорошо у тебя без аллергии на
тетрациклины обошлось. Пару недель полежишь, пока всё окончательно…
– он говорил ещё что-то, но Альберт уже толком его и не
слышал.
Перед глазами потемнело, звуки окружения отступили
куда-то за мутную завесу вслед за остальным миром. В ушах вместо
привычных гулких ударов раздавался монотонный шум.
Голос доносился как
издалека, отчего-то похожий на речь не то преподавателя, не то
диктора, с неуместно весёлой иронией зачитывающего последние
новости. Казалось, если встряхнуть головой, морок спадёт, и всё это
окажется всего-навсего гротескным кошмаром, привидевшемся в дневной
дрёме. Это какой-то абсурд. Это не может происходить