Для него, впрочем, они сами по себе особой опасности
не представляли, как и маячащий у них за спинами шакалёнок,
последнее время подозрительно часто мелькавший в поле зрения –
Крикун. Только вот на этот раз их было несколько, и в руках у
некоторых был огнестрел наготове.
Плохо. Мирным разговором и оставшимися деньгами
отделаться не удастся – они явно не за этим пришли.
– И где же приветствие? – ехидно осведомился Резак,
рядом с которым нависла обросшая гора мяса, как бы невзначай
поигрывающая мачете. – Чего молчим? Или наш немецкий друг опять
забыл английский?
Справедливости ради, разобрать, что Резак говорил на
местном «диалекте» английского, было сложно даже для носителя
языка, не то что для встроенного переводчика, откровенно не
справляющегося ни с местной лексикой, ни с выговором. Так на так
удалось разобрать слова – и ладно.
– Чего вам от меня надо? Я уже платил в этом
месяце.
– Мы подумали и пришли к выводу, что этого было
недостаточно, – бескомпромиссно заявил Бешеный Том. – Заплатишь
ещё.
Они вели себя как обычно, расслабленные, уверенные в
себе. Для них их жертва была просто «немцем». Да хоть французом,
хоть китайцем, хоть трижды местным – вообще насрать. Этот киборг
был кем-то, случайно забредшим на их территорию и вынужденно здесь
оставшимся, впрочем, как и большинство тех, кто оказывался в этом
новом гетто. Неважно, кто ты и откуда, если ты оказался здесь – и
чем-то привлёк к себе внимание.
Если тобой заинтересовались всерьёз, то в лучшем
случае придётся дорого заплатить за жизнь, а в худшем – закончить
её здесь.
– Думаю, у тебя отыщется, – продолжил Бешеный Том, –
чем поделиться?
Бандит выразительно указал на ладони киборга: на
костяшках пальцев облезла кожа, оголив механику протезов. Потом Том
перевёл лезвие прямо в лицо, нацеливая на глаза. Карие, они
выглядели практически живыми; лишь внимательно приглядевшись, можно
было приметить неестественные блики на обрамляющей диафрагму
радужке и блестящие камеры зрачков – импланты.
На очевидную угрозу немец даже не моргнул и не
шелохнулся, будто и не понял вовсе, что именно ему сказали. Только
продолжал молча смотреть на Тома снизу вверх, не торопясь
подниматься. Бледное лицо осталось бесстрастным, практически
пустым, как и остекленелый взгляд, сверлящий подошедших
людей.