Степан сочувственно поглядел на женщину. Она была высокая и
худая, крупные жилистые руки легко выполняли любую работу, ходить
медленно она просто не могла; лицо тоже худое с широко открытыми
живыми глазами и тонкими сжатыми губами; выражение лица – далекое
от дружелюбного. Морщин на некрасивом лице еще не было, но возраст
явно подходил к сорока.
«Странно, что она не замужем. Неужели немота такое уж для этого
препятствие? Спрашивать неудобно, может Прокопий проболтается», -
анализировал Шарый, затаскивая мешки под навес, где Дарьяна большим
ножом уверенно потрошила рыбу. Глядя, с какой скоростью она это
делала, Степан понял, что помощники ей не требуются. Рыбьи потроха
женщина крошила и забрасывала в загон курам; там начиналась битва
за них, аж перья летели.
Прокопий завел Степана в дом и показал на выгороженный угол:
- Здесь устраивайся. Дарьяна закончит с рыбой – даст тебе посуду
и утирник. Чужое брать у нас по вере грех. Сам не бусурманин?
- Нет, римской веры, - соврал Степан. – Но и в ней
разуверился.
- Ишь ты! Но мне все равно, ино соблюдай наши обычаи и живи аки
хочешь. Само собой, работать надо купно с нами, уж не взыщи.
- Это понятно. Дарьяне помочь надо?
- Воды из колодца наноси – рыбу обмывать. А я докамест
помолюсь.
Прокопий постелил коврик перед иконой, встал на колени и начал
кланяться, доставая лбом подстилку. Степан не стал досматривать
представление, вышел во двор и подошел к женщине.
- Куда воду носить? – громко спросил он, перепутав, что Дарьяна
немая, а не глухая.
Она молча показала на два корыта, а потом на ведра и пальцем на
колодец.
- Коротко и понятно, - ухмыльнулся Шарый. После ночевок в
палатке, новая жизнь ему вполне нравилась.
Он трижды принес воды и вопросительно глянул на хозяйку. Та
мгновенно поняла и показала, как промыть рыбу, выложить на решетку
и, когда стечет, уложить в бочку с тузлуком.
К вечеру две бочки с рыбой были готовы, а оставшуюся мелочь
посолили, чтобы завтра развесить вялиться.
Дарьяна показала руками, что нужно навести порядок, а сама
схватила двух крупных щук и понеслась готовить ужин. Степан
невольно развеселился от ее быстроты и принялся наводить
порядок.
Из дома вышел Прокопий, перекрестился на солнце двуперстием и
поманил Степана:
- Давай-ка, любезный, разогреемся перед вечерей.