— Что со мной?
Он убрал пробирку в портативный чемоданчик на телескопических ножках:
— Ерунда. Всего лишь обморок. Ты ела сегодня? Благодари, что один из стражников тебя поймал — разбила бы голову.
— Я больна?
Я надеялась, что он подтвердит. Больна, сошла с ума, умерла. Что угодно, лишь бы этот вердикт избавил меня от предстоящего кошмара. Но Тимон лишь равнодушно усмехнулся:
— Тело в норме. Возможно, эмоциональное потрясение. Это не смертельно.
Я инстинктивно пощупала затылок, будто сомневалась в правдивости его слов. Огляделась. Безликая серая комната с каменными стенами без единого окна. Узкая жесткая кровать. За невысокой перегородкой виднелась лейка душа и, видимо, скрывался туалет. Все это походило на одиночную камеру. Тюрьму.
Я вновь посмотрела на медика:
— Где я?
Тимон со щелчком захлопнул чемоданчик и поднялся:
— Я не справочная служба.
Он пошел к двери, у которой стояла долговязая многосмеска. Что-то тихо говорил. Та лишь кивала стриженой головой. Длинный острый нос ходил ходуном. Наконец, медик вышел, долговязая последовала за ним.
Я осталась одна.
В ловушке. Без Гаар. Без возможности разыскать управляющего.
Я поднялась с кровати, сунула ноги в туфли и подошла к двери. Провела пальцем по полочке ключа, по подсвеченной белой полосе, но дверь не дрогнула. Я попробовала сдвинуть ее руками, упершись ладонями, но она ожидаемо не поддалась. Заперто снаружи.
Я вернулась на кровать, обхватила колени руками. Слез больше не было. Охватило какое-то ледяное оцепенение.
Не знаю, сколько времени прошло. Дверь щелкнула, заставив меня вздрогнуть всем телом, и с шипением поехала в сторону, впуская долговязую многосмеску и молоденькую рабыню-лигурку с подносом. Та поставила поднос на кровать и отошла к стене.
Долговязая шагнула вперед, сняла блестящие крышки с контейнеров:
— Ты должна поесть.
Я отвернулась:
— Я не голодна.
Она неожиданно тронула меня за плечо:
— Пойми, девочка: это не просьба. Это приказ.
Я демонстративно отодвинула поднос:
— Я не хочу.
Долговязая настойчиво придвинула:
— Прекрати немедленно. Это распоряжение врача. Ты должна поесть. Иначе не будет сил. Ты не выдержишь, — казалось, она меня жалела, и от этого становилось почти невыносимо.