Очертания хижины появились из тумана
до того неожиданно, будто это она двигалась нам навстречу, а не мы
к ней. Впрочем, хижиной это сооружение можно было назвать весьма
условно. Неказистая, но отнюдь не маленькая постройка напоминала
скорее сарай... много сараев, нагромождение из многих сараев.
Словно их собрал пронёсшийся по округе ураган и уронил здесь, как
следует перемешав. И чем ближе мы подходили, тем очевиднее
становилось насколько эта кособокая и неряшливая конструкция
велика. Её гнилые доски чуть слышно поскрипывали, а сквозь щели
пробивался трепещущий свет.
— Гаси факел, — прошептал я
Живоглоту, и тот с шипением макнул его в ближайшую лужу. — Ты не
говорил, что здесь чёртов особняк на девять спален.
— Ты не спрашивал.
— Я привык, что ведьмы живут в
землянках или в однокомнатных избушках. Не важно. Ориентируешься
там?
— Что?!
— Бля, даже не вздумай отнекиваться.
Я один в этот лабиринт не сунусь.
— Так я расскажу, где чан с варевом.
Вон там он, — ткнул Живоглот пальцем в сторону ярче прочих
светящегося щелями сарая.
— А как к нему попасть?
— Ну, сперва надо зайти вон туда, а
потом направо, вверх до второго лаза...
— Всё, заткнись, идёшь со мной.
— Да мы там вдвоём не протолкнёмся. А
заешь что, давай снаружи всю эту хибару подпалим, — расплылся
Тьерри в идиотской, но трогательной улыбке.
— Конечно, чтобы потом за
обожравшейся ведьмой по болотам бегать. Или от неё, что вероятнее.
Гениально. Нет, мы лишим её супа и спалим на месте, с гарантией,
как положено. Про институт репутации слыхал? Так вот я его ректор.
Короче, не пытайся рушить мой безупречный план. Веди к чану.
Не сумев протолкнуть свою передовую
идею, Живоглот огорчился, но протестовать не стал. Всегда уважал в
людях наличие рационального фатализма.
Добравшись до монструозной халабуды,
Тьерри припал к ней ладонями и, зловеще скалясь, повёл руками по
осклизлым гниющим доскам:
— А вот и она, — прошептал Живоглот,
нащупав неприметную щель. — Погоди, — достал он из кармана склянку
и накапал из неё в потайные петли.
— И ты хотел отправить меня одного
искать этот лаз? — поинтересовался я для порядка.
— Ты глазастый, отыскал бы. А теперь
тихо.
Мы оставили Красавчика на шухере и,
прижав к бренным телесам все болтающиеся железяки, в полуприседе
двинулись по коридору.
Запах я почуял ещё снаружи, там он
был несильный, хоть уже и различимый на фоне болотных миазмов. Но
войдя внутрь, я чуть не блеванул, а желудок у меня крепкий, да и
обоняние не на горных фиалках воспитано. В хижине, похоже, не было
ни вытяжки, ни дымохода. Пар, идущий, как пить дать, от чана,
просто заполнял собой всё вокруг. Густой до того, что очертания
крадущегося в полутора метрах передо мной Живоглота сливались в
мутное пятно, и вонючий настолько, что я буквально чувствовал его
вкус у себя во рту. Это был вкус человечины, без сомнения. Но было
там что-то ещё, жутко портящее аппетитный мясной навар, что-то
кислое, грязное, нездоровое.