Звали подопечную графа Елизаветой Тихоновной. Была она юна,
свежа лицом и несказанно очаровательна, даже несмотря на слегка
оттопыренные уши и чуть жидковатые тёмно-русые волосы, уложенные на
макушке в забавные плетёные крендельки. Зато улыбалась она очень
мило. И во взгляде её огромных голубых глаз читался такой
неподдельный интерес к моей персоне, что я просто не смог оставить
его безответным. Вот и болтал без умолку, чуть ли не совсем позабыв
про еду.
С утра поспать подольше, увы, не вышло. Помешал орк, принявшийся
тарабанить в дверь моей комнаты ногами и тем самым, похоже,
решивший поставить весь дом на уши. А выбираться из постели мне не
хотелось от слова совсем. Я и улёгся-то лишь под утро.
Вчера после ужина Елизавета Тихоновна сначала немного потерзала
мой слух весьма посредственной игрой на пианино, страстно колотя
пальчиками по клавишам, часто стреляя глазками и усердно растягивая
милое личико в многообещающей улыбке. А после потащила меня на
вечерний променад, устроив экскурсию по огромному графскому парку,
разбитому в чисто английском стиле.
По сути, это был облагороженный лес — никаких тебе ровных
дорожек, никаких прямых линий и правильных геометрических фигур.
Эдакие типа хаотично разбросанные лужайки, цветники и деревья,
создающие иллюзию натуральности. И вроде создано всё было самой
природой, но чувствовалось, что графские садовники приложили
невероятные усилия, оформляя эту тщательно продуманную красоту.
Впрочем, вскоре мне стало совсем не до прелестей ландшафтного
дизайна. Елизавета Тихоновна оказалась довольно бойкой девицей.
Едва мы удалились от крыльца, эта очаровательная хитрюга повисла у
меня на руке, засыпала кучей вопросов и, внимая моим россказням с
широко раскрытыми глазами, увлекла в глубины парка к какому-то
небольшому прудику.
А уж там, на берегу этого затянутого бурой ряской водоёмчика,
предложив расположиться в ажурной беседке, скрытой от посторонних
глаз плакучими ивами, принялась сетовать на незавидную свою судьбу.
Мол, это я, такой везунчик, имею счастье вращаться в свете, любуясь
столичными красотками. А вот она, бедняжка, обречена прозябать на
задворках страны, скучать без общества и носить платья, давно
вышедшие из моды. В связи с чем вынуждена тяготиться невозможностью
проявления к себе трепетного внимания такого героического
столичного красавца, как я.