Так-так, похоже, если и есть какое-то ментальное воздействие, то
оно связано со всем «странным», «волшебным» и «магическим».
— Наша семья словно немножко заколдованная, — я постарался
сделать наивный вид. — Тот же Дадли — такой хороший мальчик, мы в
его комнате занимаемся, он меня хорошо читать научил. А вчера
наговорил мне гадостей после ужина. Он сегодня чуть не плакал из-за
этого. Сказал, что не знает, что на него нашло.
Петунья сжала губы, но что-то явно обдумывала.
— Но вы не волнуйтесь, я на Дадли не обиделся, он же не
специально, — продолжил я осторожную обработку. — Я вообще понимаю,
что нашей семье тяжело приходится. Дела у дяди не очень-то идут,
ещё надо долги банку выплачивать за дом, да?
— Да, кредит, — удивлённо моргнула она.
В отличие от того же Гарри, я знаю цену деньгам и то, как сложно
бывает прожить, когда не хватает средств. Ничто ниоткуда не
берётся. Всё надо купить, за всё заплатить. Дядя, когда я ему
помогал в гараже, с удовольствием побуркивая, рассказал о своей
фирме, грабительских налогах, расходах на дом. Тратах на
автомобиль, на котором он ездил до Лондона, ценах на бензин, оплате
школы для нас с Дадли. В общем, живём, не особо шикуя, но в
хорошем, тихом районе. Лишний фунт тратят на своего ребёнка, и
Вернон мечтает, чтобы «его сын ни в чём не нуждался и у Дадли было
то, чего не было у него». Вернон старше тёти Петуньи и родился
после какой-то местной войны. Рассказывал мне, что и голодал, и
«всякое было». А ещё он из семьи простых рабочих и свой этот бизнес
«сделал сам».
В принципе, Дурсли — довольно понятные люди. Достаточно
порядочные, чтобы не выпнуть сироту в приют, но пытающиеся немножко
сэкономить. С другой стороны, кормимся мы за одним столом и едим
одну и ту же еду, разве что Дадли иногда перепадает сладостей. Но
не сказать, что прямо «каждый день» и он только пирожными питается,
как почему-то я запомнил из рассказа Гарри. Тут скорее — на
контрасте, с родного ребёнка не требовали работы по дому и давали
чуть больше свободы, это провоцирует детские обиды и кажется, что
мир предвзят и несправедлив.
Я же прекрасно осведомлён, насколько жизнь может быть дерьмовой.
Хлебнув одиночества и ненависти сполна, я даже наслаждаюсь житьём в
этой семье. Наверное, если бы меня любили, облизывая с ног до
головы, как иногда Дадли, мне было бы очень некомфортно. А так —
лёгкий уровень неприязни и отчуждения вполне меня устраивает. И то,
мне кажется, что за прошедшую неделю это изменилось. Может, потому
что я сам стал предлагать помощь? Много ли работы в доме с тремя
спальнями, гостевой и кухней с гостиной? Да и местная лужайка не
особо большая, надо следить, чтобы не появлялись сорняки, а за
клумбами Петунья ухаживает сама, я разве что поливаю. Да и
Вернон-сан как-то поменьше стал бухтеть, что я только зря штаны
просиживаю.