Не прост, ох не прост мой местный коллега по медицинскому цеху.
В полном молчании мы не в ногу быстро подошли к этой светлой
лекарне. Нас сопровождал только дробный звук шагов по мостовой, да
боевые возгласы тренирующихся воспитанников в квадратах. Вовсю
светило солнце, радостно освещающее очередной отрезок моего пути во
сколько-то сотен шагов между внутренними постройками к новому
повороту судьбы – я это почему-то почувствовал всеми сжавшимися от
волнения внутренними органами. Я не просто чувствовал шестым
чувством – я знал: отсюда, из этого медучреждения братьев во Христе
мне будет предоставлена новая возможность проявить себя не только в
лечении немощных и занедуживших, но и осуществить идею фикс моего
воинственного деда.
Прием-передача моего подрастающего организма из одних, крепких,
мозолистых монашеских рук в другие – загадочные, но, не сомневаюсь:
не менее сильные, умелые, произошла быстро и беззвучно. Вот эти
самые умения отца Герасима, наличие которых вне зависимости от его
воли непроизвольно излучали его глаза своим уверенным, твердым, но
одновременно и добрым взглядом, я страстно хотел приобщить к своему
солидному врачебному опыту. Не знаю, как я это чувствовал, но
появившийся на монаший стук в дверь человек имел явно незаурядную
личность и как магнит притягивал к себе внимание других людей.
Отца Герасима я рассматривал внимательно и молча, пораженный
исходящей от него силой и добротой. Возрастом примерно лет сорока.
Высокий. Черные борода и усы аккуратно пострижены, значительно
короче, нежели у местных священнослужителей. Борода была выстрижена
интересной формы, обращавшей на себя внимание – такие бороды я
иногда видел в своем времени у пациентов моей клиники. Эспаньолка
всегда хорошо смотрится, я сам ее носил одно время, пока не
победили усы. Голова также черноволоса и черноброва, без седины,
пострижена «под горшок», как многие вокруг. Голова не покрыта
скуфьей, как у других. Глаза серые и, как мне показалось, немного
раскосые: может, среди его предков были азиаты. Сквозь уверенность,
твердость и доброту в его глазах, как в догоравших поленьев камина,
проскакивали веселые искорки. Фигуру рассмотреть не представлялось
возможным - мешкоподобная ряса ее полностью скрывала. Могу уверенно
сказать: огромного живота отец Герасим не имел. А вот руки меня
поразили. Длинные ладони с длинными ухоженными пальцами, с коротко
остриженными ногтями. Ни единого намека на грязь под ногтями,
которую я частенько наблюдал у других обитателей монастыря -
значит, Герасим к гигиене относится серьезно.