— Мы не знаем, что творится в среде ярлов. Тебя не должны
узнать, понял? — на мой вопль возмущения, рявкнул он.
— Да, — с обидой отозвался я, внутри понимая, что Бранд
прав.
Около двух дней я трудился в порту. Тяжёлая работа спасала от
горестных мыслей о произошедшем.
Разгрузка и погрузка, фасовка, работа посыльным. Ремонт судов
любых размеров и видов, вязка снастей. Дрянная еда, мятежный сон и
частые драки. Меня раза три успели крепко поколотить. Скрипя
зубами, терпел каждый плевок в свою сторону, хорошо понимая, что
магия под большим запретом. А в уличной рукопашке портовская
голытьба почему-то легко одолевала меня. Пусть толпой, но могла. Я
научился убегать, хотя раньше бы никогда на такое не пошёл.
С некой досадой и удивлением я открыл для себя мир простого люда
и осознал, в каком же благоденствии жил всё это время.
Злость, обида, ненависть, тоска, боль — всё это наполняет меня
до краёв. Я погружался душой из одного чана в другой, наполняясь
тяжестью произошедшего. И лишь в моменты, когда кагал разъярённых
ровесников несся следом, мысли о смерти родных отступали.
К возвращению Бранда я успел составить план, как буду жить и
работать дальше.
— На, поешь, — бросил он мешок на стол. — Ну, гляжу тяжко тебе
приходится?
— Я их всех потом размажу, — прорычал я и вгрызся в кусок
вяленого мяса.
— Не размажешь уже, — бросил он и устало растянулся на огромном
мотке верёвки. — Один! Одноглазый чёрт, когда же ты меня
призовёшь?! Ненавижу эту жизнь сильней, чем мерзкое дыхание Хель
под ухом. Слышал когда-нибудь?
— Нет.
— А я много раз. Смеясь, она говорила, что ещё не время, —
сплюнул он. — А тебе оставаться в Кальмаре нельзя. Паскудная тварь,
что видимо только по воле Локи стала конунгом, да будет он проклят,
не спешит выяснять, что тут стряслось. У них две версии: братья
передрались друг с другом и нападение пиратов. Пиратов, Ингви!
Понимаешь?!
Он расхохотался, перешёл в кашель и обматерил ярлов и конунга с
такой изощрённостью, что распутным женщинам стало бы стыдно.
— Не знаю, что там у них происходит, но за уничтоженный род
Крузенштернов мстить никто не спешит. И я боюсь, что если кто-то
прирежет тебя в порту, прознав истину — чесаться тоже не станут.
Так что, Ингви, остаётся одно. Есть у меня старый знакомый, на Русь
ходит. Ты же наполовину русич? Вот и отправляйся на родину. Будет
трудно, но здесь я не могу тебя оставить, дружок.