— Начну, пожалуй, с себя, — Луиза Елизавета снова поменяла
положение тела, подумав пару секунд, положила под поясницу подушку
и выдохнула с облегчением. — Как вдовствующей королеве мне была
положена пенсия в размере шестисот тысяч ливров. Два года я
пребывала в прострации, и не могла понять, что вообще произошло, но
потом горе утихло, и я напрямую спросила у Изабеллы, а где,
собственно мои деньги. На что эта су... ее величество заявила, что
Испания не обязана мне ничего платить и не собирается этого делать.
Я принесла со своим приданным четыре миллиона ливров этому идиоту
Луису, а в итоге осталась ни с чем! Кроме того, она заявила, что
будет настаивать на расторжении нашего брака, как не
осуществившегося в физической его сути. Это было так унизительно...
Они меня осматривали, чтобы убедиться в моей девственности! Дальше
настала волокита с папским престолом, который сначала отказался
аннулировать мой брак, но в итоге Изабелла дожала папскую
канцелярию, и я из вдовствующей королевы Испании, снова стала
мадемуазель де Блуа. И вот когда настала пора возвращаться в Париж,
чтобы составить тебе компанию в твоем униженном испанцами
положении, пришли вести от де Лириа, который был в то время послом
ко двору твоего мужа, о том, что он пришел к некоторым заключениям
с убитым горем от потери любимой сестры юным императором Петром.
Все тогда страшно переругались между собой, пытаясь понять, нужно
ли идти на сделку с Российской империей, но когда пошли товары для
оснащения наших кораблей, да еще и по сильно заниженным ценам,
Карлу пришлось принимать решение. А пока все были заняты так
внезапно свалившейся на Испанию благосклонностью этого русского
варвара, и которую совсем неохота было терять, состояние здоровья
португальской принцессы оставляло желать лучшего. Мы с Барбарой
сдружились на почве взаимной неприязни к Изабелле, и только я одна
видела, как она угасает день за днем. Медики только руками
разводили и не знали, что можно сделать. Барбара страдала от
приступов астмы, которые учащались и учащались, и однажды этот
приступ никак не останавливался, и в конце концов остановился
вместе с дыханием бедняжки. Милый Фердинанд был просто убит горем,
— и Луиза Елизавета поднесла платок к абсолютно сухим глазам.
— И ты конечно же не преминула его утешить, — язвительно
заметила Филиппа.