Я молча выслушал, и кивнул. Если мальчишка и обиделся на такое
пренебрежение, то зря, у меня просто не было слов, чтобы описать
ситуацию и мою благодарность ему, не сорвавшись на такие грязные
ругательства, что пришлось бы просить епитимию на себя накладывать,
чтобы язык очистить. Когда они вышли, я немного успокоился и
поручил Митьке узнать имена всех выживших и погибших для
предоставления к награде, которую я решил учредить: орден святого
Николая, покровителя моряков. Тем ребятам, которые погибли —
посмертно, остальных привезти сюда в Москву и торжественно вручить
на балу, который в их честь состоится. Орден будет трех степеней.
Вторую получат выжившие, а Белов, Мятлев и погибшие — первой. Плюс
денежное вознаграждение — двести пятьдесят рублей за первую
степень, они пойдут родителям погибших гардемаринов, доказавших,
что я все делаю пока правильно, сто рублей за вторую степень — ей
богу, они это заслужили. Гардемарины же, с «Елизаветы» вернувшиеся
за товарищами, передав предварительно информацию, получат ордена
третьей степени, и двадцать рублей премии. Ну и плюс месячный
отпуск для всех. Пускай отдохнут.
Отпустив Митьку, велев впустить Долгорукого, я подошел к окну.
Как же так? Я стараюсь вырастить кадры, потому что мы просто
вешаемся все из-за нехватки людей, и вот так теряем еще не
обученных как следует мальчишек. Так не должно быть. Это
неправильно, и шведы мне за эти потери ответят.
Долгорукий вошел вместе с Петькой. Из донесений, которые каждое
утро ложатся мне на стол, я знаю, что они едва ли не дерутся,
причем провокатором является именно Петька, давший приют Долгоруким
из-за сестры своей Натальи. Повернувшись, я посмотрел на совершенно
незнакомого мне человека. Высокий, он сильно похудел, и старая
одежда болталась на Иване, как на вешалке. Но, кроме этого, его
фигура изменилась все же в лучшую сторону. Наросли мышцы, стан стал
более гибким, а то в нашу последнюю встречу уже и вполне
авторитетный живот начинал выпирать. Лицо загорелое, обветренное,
взгляд прямой. Ссылка однозначно пошла Ивану на пользу.
— Ну, здравствуй, Ваня... — он вздрогнул, словно не ожидал от
меня подобного приветствия.
Усевшись за стол, я приготовился слушать, но Долгорукий, который
никогда не лез за словом в карман, внезапно заробел и сидел, не
зная, что сказать. Но, когда молчать дольше уже было неприлично, он
сунул руку в карман и достал маленькую фигурку, судя по всему
выполненную из золота. Я удивленно перевел взгляд с фигурки на
Ивана и обратно.