Михаил Афанасьевич же за ходом мыслей своей энергичной супруги
не следил, он ожидал, когда прибудет в его дом еще один генерал, с
коим он и отправится в Раш на встречу с Левашовым. Стоило ему
только подумать об этом, как дверь распахнулась, и долгожданный
гость решительным шагом вошел в комнату.
— Ах, Густав Иоганович, рад, весьма рад видеть тебя, — Матюшин
поспешил навстречу с генералом Гербером, срочно прибывшим из
Москвы.
Гербер, заметив, что Матюшин в комнате не один, раскланялся и
припал к ручке Софьи Дмитриевны, и лишь потом повернулся к
хозяину.
— Я пришел, чтобы только сказать, что не смогу пойти с тобой,
Михаил Афанасьевич, — за все те годы, что он прожил в России,
Гербер весьма неплохо научился говорить по-русски, но отчество
Матюшина произносил все равно очень медленно, словно раскладывая
его по слогам. — Государь, Петр Алексеевич велел мне доставить тебе
десяток пушек, да почитай с полтыщи ружей, со всем огневым запасом,
а потом двигаться в сторону Хивы, дабы узнать, что все-таки на
самом деле с Бековичем-Черкасским приключилось. Вот только
подозреваю, что не просто так мы в эти пустынные степи подадимся,
но что бы государь не ставил перед нами в задачу, мне о том
неведомо, не поделился он со мной своими задумками.
— Ну что же, Густав Иоганович, хоть и жаль мне слышать подобные
новости, вот только пушкам я рад безмерно. Да, а государь повелел
тебе гадость эту горькую пить, да солдат ею поить? — и Матюшин
кивком головы указал на фыркнувшего лекаря, который их лекарством
ежедневно потчевал.
— Еще как, — Гербер вздохнул. — Он ее как-то мудрено хиной
называет, и грозит головы лишить, ежели узнает, что в войске
лихорадка вспыхнула, али еще какие болезни, а я при этом не
уследил, чтобы солдаты и горечь энту жрали, и все правила медикусов
выполняли, и воду только после того как долго прокипятится пили...
— Гербер рукой махнул. — Так и сказал, что ежели что-то из энтого
случится, то я сделаю для себя лучше, погибнув где-нибудь возле
энтой Хивы проклятущей.
— И все же боится государь, что персы могут в спину ударить,
потому так готовиться велит, — и Матюшин с задумчивым видом
направился к выходу из комнаты. — Ну пойдем же скорее, на пушки
твои посмотрим.
Когда мужчины вышли из комнаты, Софья Дмитриевна покачала
головой. Вот же, все им о пушках, да о войнах рассуждать. Она
повернулась к молодому лекарю, который все это время стоял возле
окна, глядя на виднеющееся отсюда море. Словно почувствовав ее
взгляд, он повернулся к хозяйке дома. Софья Дмитриевна вначале
дернула рукой, будто хотела что-то ему сказать, но передумала и
вышла из комнаты, чтобы отдать распоряжение насчет обеда, за
которым у них в кое-то веки будут гости присутствовать. Алексей
Синицын же подошел к столу и развернул большую тетрадь, чтобы
записать туда свои наблюдения о том, как действует привезенное
князем Долгоруким из Америк лекарство. Сделав необходимые отметки,
он направился в развернутый неподалеку госпиталь, чтобы описать,
как лекарство действует на больных лихорадкой людей. То, что оно
явно помогало, было уже очевидно, и вскоре Синицыну предстояло
начать длинный путь обратно в Москву, чтобы доложить Лерхе о
проведенном опыте, а там может так получиться, что и государь
изъявит желание сам его выслушать. Алексей и ожидал этого, и
одновременно страшился, потому что привычка государя награждать за
хорошо выполненную работу еще более сложной работой уже стала
просто притчей во языцех.