— Откель
здесь кому-нито взяться? — третий стрелок с грубоватым лицом
сельского поденщика держал за ноги только что ободранного зайца.
Он уронил тушку в котелок на огне и
принялся старательно вытирать руки о штаны.
— Людёв
тута ходит како блох по дохлой собаке.
— Токмо мы
одни и ходим, — согласился дозорный.
— Все ходим
и ходим себе на погибель, — пробурчал крепыш.
Нильс
изобразил на лице слабое подобие улыбки. Он привык иметь дело с
простолюдинами и некоторых из них называл своими друзьями, но в
глубине души не переставал удивляться их скудоумию.
— Они
наверняка встанут лагерем до рассвета. Пускай лошади отдохнут, и с
первым лучом — на восток, к морю. В Сунде нас ждет Грим Тощая Рыба
со своей дырявой лоханью. Шерстолапым достанется только остывший
пепел.
Нильс
постарался, чтобы в его голосе звучали спокойствие и
уверенность.
— Помните:
тело — временное пристанище души, но сама душа бессмертна. Враги
могут убить вас, но не победить!
Боже
правый, кому нужен этот возвышенный бред! Но именно таких слов ждут
от командира в минуту опасности. А хороший командир всегда
оправдывает ожидания.
Лучники
притихли, снова расселись вокруг костра. Нильс опустился на колени,
развязал походный мешок, извлек оттуда небольшую кованую шкатулку.
Он не в первый раз доставал ее и внимательно изучал, пытался
разглядеть нечто особенное, указывающее на ее исключительную
ценность. Но перед ним лежала всего лишь плоская металлическая
коробка, наглухо запаянная со всех сторон. Для ее изготовления
применили двемерон — невероятно прочный сплав, отлитый в
подземных кузницах двергов. Сталь, которая вовсе не сталь.
Только-то! Само по себе это ничего не значило.
Нильс
стянул перчатку из оленьей кожи и провел ладонью по крышке. Металл
под рукой был холодным и гладким. Как поверхность могильной
плиты.
— Такая
простая вещь, чепуха, безделица...
Он стиснул
шкатулку двумя руками.
«Что ты
скрываешь, Фелициан? Что там внутри? Почему ты не раскрыл мне всю
правду? Неужели в наше время дружба ничего не
стоит?»
Отряд
Нильса двенадцать дней петлял по лесистым предгорьям, используя
немалый арсенал охотничьих уловок. За это время они не встретили ни
единой живой души. Но у преследователей был отменный нюх. И
упорство, которому позавидовала бы любая гончая. Больше всего на
свете Нильсу хотелось зашвырнуть ненавистный трофей куда-нибудь
подальше: например, утопить в реке или бросить в расселину. Вот
только Фелициан… вездесущий Фелициан с тягучей мольбой вразумлял
его из прошлого: