Григорий кивнул и сказал:
— Брат Рене, а можно попросить нарисовать заодно и карту пути
отсюда в сторону Кармеля? А то боюсь заплутать.
Рене проговорил удивленно:
— Даже не знал, Грегор, что ты и в картах, оказывается,
разбираешься. Ладно, пару штрихов черкну на обороте письма к
приору.
Рене отправился к своей палатке, а Григорий поспешил собираться
в путь. Он остановил одного из сержантов, уже знакомого болтливого
Жирома, и приказал ему седлать коня. Сам же, взяв свою железную
шляпу, подошел к кузнецу, чтобы попросить у него новый подшлемник,
взамен испачканного кровью в бою у водопоя. Дюбуа, видимо памятуя,
что Грегор вчера подарил ему трофейную кольчугу, встретил его очень
любезно, сразу вытащив из мешка серую войлочную шапочку с
завязками, набитую паклей. И учтиво сказал:
— Если хотите примерить шлем, мессир, то могу дать зеркало.
И, когда Григорий кивнул, Дюбуа показал ему отполированную
округлую железку, размером меньше ладони. Такие уж имелись зеркала
в этом времени. Впрочем, отражение хоть и выглядело тускло и
нечетко, но поправить железную шляпу на голове все-таки
позволило.
Поблагодарив кузнеца, Гриша направился в глубину замкового двора
к своему коню. Антоний встретил его уже оседланным. Стараниями
сержантов, конь выглядел отдохнувшим. Он оказался накормленным и
напоенным, вычищенным и с расчесанной гривой. Так что Антоша
подготовился к дороге даже лучше хозяина, который пока совсем не
знал пути, надеясь только на карту, которую обещал набросать
командир.
Пока Грегор Рокбюрн, он же Григорий Родимцев, собирался в
дорогу, другие рыцари тоже готовили коней. По-видимому, Рене Дюрфор
все-таки решился устроить внизу засаду. Капеллан в это время что-то
по-немецки говорил Адельгейде, которая высунулась из своего
маленького шатра, у которого имелось два входа, на этот раз, с
другой стороны. Вероятно, для того, чтобы рыцари графа не глазели
на нее. Потом, по знаку Годфруа, сержант привел девочке невысокую
пегую лошадь с какой-то поклажей в пухлых седельных сумках.
Сама же Адельгейда уже успела надеть поверх своего истрепанного
шелкового платья серый монашеский балахон из материала, похожего на
мешковину, выданный ей капелланом. Одеяние было слишком велико
Адельгейде и сидело мешком на ее тощей фигурке. Наконец, капеллан
помог Адельгейде забраться на седло и усесться на нем по-женски,
свесив ноги на левую сторону лошади. Сидеть на мужской манер лицам
женского пола считалось неприличным, не зависимо от их возраста.
Слишком длинный подол монашеского одеяния не только полностью
закрывал ноги девочки, но и свисал ниже их.