— Вот что, Бертран. Тебе помощь нужна, а то кровью истечь можно.
Я тут за это время одного монаха нашел, францисканца. Не простой
старик. Думаю, он сможет помочь. Монахи нередко знают секреты
целительства.
— Да, отличная мысль. Пойдем к этому монаху. Только трофеи
сначала надо собрать, да пленника на лошадь положить, — сказал
Бертран, несмотря на собственную раненую ногу, проворно нагибаясь и
срезая вражеские кошельки. Это говорило о жадности рыцаря из
Луарка.
— Не надо ложить, я сам ехать. Если помочь, — пробормотал
пленник.
— Тебя как зовут? — спросил Григорий, рассматривая загорелого
брюнета лет двадцати семи с небольшой бородкой. Глаза его были не
карими, как у большинства сарацин, а серыми, по-видимому, их он
унаследовал от матери-француженки, которая, похоже, попала в плен и
сгинула в неволе какого-то гарема.
— Я Мансур, — ответил сарацин.
— Ну, тогда давай, Мансур, руку. Помогу тебе на лошадь залезть,
— сказал Гриша.
Обнаружилось, что правую ногу сарацин сломал возле лодыжки. А,
может, и не сломал, а просто вывихнул, отчего лодыжка и торчала под
неправильным углом. Чтобы сказать точно, нужно было снимать с него
сапог. «Это пусть монах разбирается,» — подумал Родимцев. Во всяком
случае, на одной ноге стоять сарацин вполне мог, да и на лошади
сидеть был способен. Вот только стонал все время, как баба, которая
собралась рожать. Потому его допрос Григорий решил пока немного
отложить.
Бертран подвел поближе к пленнику одну из сарацинских лошадей,
уцелевших в схватке. Она подвернула левую переднюю ногу и хромала,
но могла идти потихоньку. А вот убежать на ней Мансур никуда не
мог. К тому же, рыцарь уже переложил на другую уцелевшую лошадь
седельные сумки с нее, в которых могло быть и оружие. Также Бертран
отобрал у сарацина кинжал и даже проверил, нет ли у него запасных
клинков за голенищами сапог или где-нибудь еще.
Судя по всему, рыцарь из Луарка был не просто хвастливым пьющим
балаболом, а действительно опытным бойцом. Он без лишних эмоций
добил мечом двух лошадей, переломавших ноги во время кавалерийской
схватки, чтобы они не мучились. Еще на двух уцелевших сарацинских
лошадях рыцарь разместил трофеи, включая упряжь погибших лошадей и
оружие, а также шлемы убитых сарацинских витязей. Клейма на
низкорослых вражеских конях его не смущали. Но, возиться с трупами
для того, чтобы снять с убитых еще и доспехи, он не стал. Конечно,
все из трофеев представляло какую-либо ценность. Но, Григорию
совсем не хотелось лишний раз заниматься мародерством. Тем более,
без особой необходимости. Впрочем, Бертран сам неожиданно отдал ему
два сарацинских кошелька из пяти со словами: