- Это как раз плохо, Александр.
Новшества денег требуют, на самоход не остаётся.
Отставной подводник встал из любимого
кресла-качалки и шагнул к окну, попыхивая трубкой. Осень вступила в
свои права, заливая холодными струями окна особняка, глядящего в
тёмную воду Екатерининского канала.
- Тогда как с «Щукой». Начнём на
деньги, с американской аферы оставшиеся, там, глядишь, и казённый
каравай подоспеет. Только с чертежами, опытами и расчётами я
возиться не буду, не серчай.
- До этого охочие найдутся, - Макаров
широко улыбнулся и как будто даже помолодел. – Рано нас в утиль
списывать, Маврикич. Повоюем.
- Против чего и кого, Степан? Стар я
уже, не по мне война против нашей государственной глыбы, огромной и
неповоротливой, за её же благо. Сколько раз сие может повторяться
на Руси… Держава существует чаяньями людей, которые ей наперекор
идут. Вспомни турецкую компанию! Ежели б ты тянул себе лямку, не
высовываясь и справляя лейтенантскую должность на поповке, много бы
мы на море навоевались?
- Ты тоже хорош был.
- Всё в прошлом, - Берг выпустил
колечко дыма из трубки. – Времена нынче не те, и не для меня
одного. С нашествия Бонапарта Россия не знала настоящих войн. И не
перечь! Англичане нашей земли не желали. Так, укоротить зарвавшихся
азиатов, не мешать править миром. Японцы ежели бы в 1904 году
напали, они разевали пасть на Манчжурию, китайскую землю, на
которой русские – временные и пришлые. Ты, Степан, чай тоже не
юнец. А как переведутся подобные нам с тобой? Считай вся Европа –
Германия, Австро-Венгрия, Франция и Англия – наши совершенно
временные союзники, а по сути кровные враги. Смешно сказать, в
постоянных друзьях одно Датское королевство.
- Ты намекаешь, что когда-нибудь
европейская сволочь соединится и навалится скопом?
- Рано или поздно – непременно,
Стёпа. И мы с тобой не в силах сие изменить. Так давай сделаем
малость, что и вправду можем. Я достану из капитала тысяч сто или
двести, ты людей поставь, чтобы деньги в дело пошли. Мы уйдём,
пусть бронеходные трактора за нас службу несут.
Макаров покинул старого друга с
тяжёлым чувством. Во-первых, Берг вёл себя так, будто взял курс на
последнюю гавань, и до неё недалече – год, хорошо если два.
Во-вторых, его мрачный настрой о будущем державы не на пустом месте
вырос. Российская Империя – колосс не на глиняных ногах, на
каменных, но стоят они бестолково, где-то трещат, а где-то и воздух
подпирают. Устойчивость сей конструкции оставляет желать лучшего.
Государь Император изволят пребывать в уверенности, что в стране, в
армии и на флоте дела обстоят совершенно замечательным образом.
Стало быть, к чему менять? Посему каждый радетель перемен – опасный
бунтовщик вроде Брилинга, с которым уместнее разговаривать не царю
и министрам, а жандармам. Записываюсь на склоне лет в якобинцы,
грустно пошутил про себя Степан Осипович и составил план баталии за
русский бронетрактор.