- Одиннадцать месяцев, дон Лучано. - ответить пришлось мне, так
как Вито упорно молчал.
- Почти год. - дон поджал бледные губы. - Немудрено
запамятовать. Или я не прав, мой возлюбленный сын? Разве я велел
убить вора? А? Что скажет мой консильери?
- Никакой ошибки, дон Лучано. Вы приказали найти вора, но не
убивать, а предложить ему работать на Семью.
Дон отошел к парапету, за которым, на нижней
террасе, раскинулся парк андалузских роз. Скамейки, каменные
мостики, аллегорические скульптуры - всё покрыто цветной
перегородчатой эмалью. Антонио Гауди разбил этот парк специально
для Лучано, лет сто назад. Знатоки утверждали, что парк Фортунато
по красоте превосходит знаменитый парк Гуэль в Барселоне. В
рассветных лучах сад сверкал, будто райские кущи Земли
обетованной…
- Ты отправил за ней Носферрату. - бросил дон не
оборачиваясь.
Вито поднял голову. В глазах его пылала ненависть. Неужели он
решил выступить против отца сейчас? Безумие.
- Я… Приказал… только выследить девчонку! - Вито с трудом
выталкивал слова сквозь сжатое горло.
Дон безучастно глядел вдаль, слегка приподняв седые, аккуратно
подстриженные брови. Как всегда, он над чем-то размышлял.
Наконец старик повернулся и так же равнодушно, как
на мертвые скульптуры, стал смотреть на сына. Плечи Вито
опустились, будто взгляд отца обладал весом.
- Год назад мы её выследили, но синоби уничтожила посланцев. -
сопротивляясь давлению, Вито говорил тише, но голову не склонил
больше ни на миллиметр. Наследник тоже был силен, и за последнее
время стал еще сильнее. Возможно, когда-нибудь он и сможет
победить.
- Носферрату не нанимают, когда нужно просто передать сообщение.
- сказал дон так, будто просто размышлял вслух. - Только для
убийства. Но ты просчитался, сынок, девочка оказалась сильнее. -
старик издал торжествующий смешок. - И умнее… - ядовито добавил
он.
На лбу Вито вздулась вена, на щеках проступил кровавый
пот.
- У неё был меч Токугавы! - прохрипел он.
- Ну разумеется, в этом всё дело. - легко кивнул Лучано. - И
тогда ты послал четверых убийц.
Вито, больше не в силах сопротивляться, рухнул
ничком, пачкая посыпанную белым ракушечником дорожку. Я отошел. Дон
же, одной рукой взявшись за спинку массивной каменной скамьи,
небрежно подвинул её к распростертому телу и уселся, вглядываясь в
искаженное мукой лицо сына.