Так что «потрошить зарвавшихся армейских наполеончиков» Сталин взялся с особой энергией…
Самое трагичное, что многие командиры, занесенные своим главным экзекутором в черный список «внутреннего оппортунизма», абсолютно не подвергали сомнению его политический вес. Почти все они – до своего самого последнего часа – не переставали считать Сталина хоть и не без греха, но несомненным лидером страны, старшим товарищем по партии.
Даже на судилище в Главной военной прокуратуре, где по иезуитскому сталинскому замыслу одних «красных генералов» – оклеветанных, замордованных на Лубянке – судили другие, которых вскоре тоже расстреляли, среди арестованных бытовало убеждение: «Сталин ни при чем! Кто-то ввел его и партию в заблуждение!»
Пожалуй, только у нескольких «фигурантов» из числа первых лиц не было на этот счет никаких иллюзий. Это в первую очередь относилось к Тухачевскому и пустившему буквально накануне ареста себе пулю в лоб Я. Гамарнику. Последний застрелился после того, как узнал, что во время обыска на квартире одного из арестованных офицеров Красной Армии чекисты обнаружили фотокопию документа из досье царской охранки. Досье представляло собой агентурную папку из петербургского архива Охранки на своего многолетнего сотрудника по кличке «Коба-Рябой», или «в миру» – «Иосиф Виссарионов Джугашвили». За этой чудом все время ускользавшей от него папкой Сталин охотился с 1912 г ., когда в своей двойной карьере жандармского агента и быстро двигавшегося в гору функционера РСДРП сделал однозначный выбор в пользу политической карьеры в стане большевиков. Пробежав глазами переданный ему чекистами текст, Сталин мгновенно понял, что сведения о его темном «революционном прошлом» наверняка попали в руки армейской верхушки, которую он мысленно укладывал в понятие «гнездо Тухачевского». И, надо отдать должное, угадал. Потому что материалы из его агентурной папки несколько дней спустя были обнаружены в стальном сейфе при обыске квартиры Гамарника. Теперь Сталину стало совершенно ясно, какая опасность и откуда ему грозит. Поэтому он решил не оставлять в живых ни одного из тех, кто видел или мог видеть уличающие его документы…
Так что кто-кто, а Тухачевский уже знал, кого на самом деле имел он и его единомышленники в главных судьях. Рассчитывать при этом на пощаду было наивностью. Не зря маршал демонстративно отказался на суде что-либо говорить.