Стоявший перед четверыми быками
мужчина за себя постоять мог и пользовался определенным
авторитетом, а потому и выглядел, как и подобает уважающему себя
урке. Впрочем, от урки в его облике было мало. Да что там — вообще
не было ничего. Он отличался от них всем. Одеждой, повадками,
речью. И казался инородным в этом месте.
— Глупый ты человек, Ванюша. Ну чего
артачишься? Иль жизнь не дорога?
— Отчего же. Жизнь — она всем мила.
Да только ведь и жить можно по-разному. Можно человеком, а можно
под шконкой, как тварь дрожащая.
— А тебе, значится, так не
можется?
— Не можется, Крапива.
— Вот дурья твоя башка. Ить сломать
любого можно. Гляди, озлоблюсь, и станешь ты Валентиной, и задом
станешь вилять, как дворняга хвостом.
— Это да. Сломать любого можно. Но
только не того, кто сдохнуть готов. Я готов. А вы, ребятки? Готовы
ли? — переведя взгляд на быков, поинтересовался Иван.
— Врё-ошь, Ванюша. Те, кому жизнь не
мила, до каторги не доходят.
— А я разве сказал, что мне жизнь не
мила? Как раз наоборот. Жить я хочу, и жить красиво. Но скажи,
Крапива, если тебе дадут в руки кайло, ты станешь работать? Ведь
нет. А все потому, что выбор у тебя невелик. Ведь возьмись ты за
кайло, и уважения к тебе не станет. А без него тебе и жизнь не
мила, потому как, кроме отношения к тебе людей, у тебя ничего
своего и нет. И незачем тебе жить, кроме как для этого самого
уважения. Вот и мне дерьмом жить незачем. Но и за так себя
прирезать не дам.
Имечко у него что надо. Иваном зовут.
А Иваны в криминальном мире — это авторитеты. Ну и какой блатной
позволит тебе незаслуженно так называться? То-то и оно. Ни один
уважающий себя Иван не потерпит рядом с собой тезку, будь тот хоть
трижды деловой. Нет, если в силах отстоять звание, если есть те,
кто тебя поддержит, то разговор иной. А вот так, под дурачка...
Шалишь.
Иван на каторге уже почти два года, а
потому, разумеется, об этом знал. Просто на эту каторгу,
расположенную на строительстве Кругобайкальской железной дороги, он
прибыл только сегодня. Вечерним этапом. Вот и вышла неувязочка. Ну
а ронять себя никак нельзя. Потом не возрадуешься. Потому и
приходилось идти по лезвию.
А все оттого, что в преступном мире
сейчас шла ломка, и устанавливался новый порядок, который
продвигало абсолютное большинство авторитетов. И они звались уже не
Иванами, а Ворами. Зарождался воровской закон. Причем требования
предъявлялись не только к низшему звену. Как раз наоборот, Воры
сами себя во многом ограничивали и устанавливали серьезные барьеры,
получая взамен крупные преференции. Но самое главное — власть в
воровском мире. Теперь Вору не нужно было непременно обзаводиться
собственной кодлой. Потому как он для всех сидельцев — непреложный
авторитет. И даже оказавшись на каторге один, никому и ничего
доказывать не должен. Достаточно было обозваться, чтобы тут же
получить причитающееся своему статусу положение.