— Именно здесь — нет. Но я не хочу давать повод для лишних
вопросов. Проход между мирами — не моя тайна. И даже не Эрика.
— А можно проложить его до столицы? — поинтересовался Гуннар. —
Там, наверное, будет легче сбыть и драгоценности, и краску. А потом
верхами, и лошадей продать в Белокамне.
Получится недели две, но не настолько сильна задержка, чтобы
беспокоиться.
— У тебя есть там знакомые, которые могли бы это сделать?
Гуннар подумал. Кое-кто из приятелей по пансиону мог бы, если
верить доходившим порой слухам. Но не настолько близкими друзьями
они были, чтобы через десять лет Гуннару воскреснуть и свалиться им
на голову с контрабандой.
— Нет.
— А мне туда путь заказан.
Столица, пожалуй, больше Белокамня, один человек и там, и там —
песчинка на морском берегу. Но именно в таких местах можно нос к
носу столкнуться с тем, кого много лет не видел и видеть не
желаешь. И, конечно же, это всегда происходит некстати. Чего
этакого натворила спокойная и рассудительная одаренная? Скандальный
поединок и жаждущие крови родственники «невинно» убиенного? Или что
посерьезней?
— После того, как оглушила и быстро убежала? — неловко пошутил
он.
— Нет, до того, — серьезно ответила Ингрид.
Они зашли в еще одну лавку, где купили два отреза шерсти того
диковинного цвета, что никак не получить из растений. Краску для
него добывали из багрянок — морских ракушек. Говорят, чтобы
покрасить такой отрез — как раз на долгополое одеяние, что носили
здесь — нужно было десять тысяч ракушек. Вот эту бы ткань
попробовать сбыть в столице! Впрочем, кое-кто из купцов городского
совета отдаст любые деньги, стоит лишь намекнуть, что такое полотно
по карману лишь королю. И портной, обшивающий купца, об этом знает.
А мать того портного пользовал Эрик, избавив от водянки, так что
выходило, Ингрид знала, что делает.
Всю дорогу до постоялого двора Гуннар высматривал возможных
соглядатаев, но так никого и не заметил. И все же соглядатаи были —
или их с Ингрид выследили раньше, потому что ночью он проснулся от
едва слышного скрежета засова.
Медленно и осторожно, чтобы не привлечь внимания, сунул руку под
подушку, где лежал нож. Плетение или длинная прочная проволока,
просунутая в дверную щель? Сквозь плотные занавеси свет с улицы
почти не попадал, так что было не разглядеть, оставалось только
слушать. Пахнуло горелым маслом и нагретым металлом. Значит, не
одаренные — те бы положились на усыпляющее плетение и спокойно
зажгли светлячок. Хорошо.