– Чем торгуешь, негоциант, и где твои
товары?
– Я, Великий Государь, царь и Великий
кназь Деметрий Иоганновитш, патое лето обретаюсь на Маскве. Торг
вёл тканями, та посудою тоброй, та оловом, та метью в листах и
кованой, та и литой тош[9]. А паче сего
утшилса я у лютей масковских, как способней торг тершать. А сам
покупал я шемчуг та меты питьи тобрые, каковых в моих краях отнють
не варят, та воск белый, та аксамиты персицкия та антейския. А
мяккой рухляди противу указу та пищалей, та
селья[10], та книг русских отнють не
покупаю.
Ну что же: может и не врёт купчина…
Хотя… Пятое лето безвылазно? Он что, купленное впрок засаливает? Я
до сих пор представлял торговое дело в эти времена как-то иначе:
привёз купец товар, распродался, закупил, чего надо, и домой,
свежеприобретённым добром торговать, земляков радовать… Какой смысл
в чужую землю корнями врастать? Возьмём на заметочку такую
нестыковку.
А пока пообщаемся с ляхом. Читал я,
конечно, что «реципиент» мой более, чем тесно с ними общался, и в
свите у него, в смысле — у меня они были. Но голландец утверждает,
что шляхтич приехал только третьего дня, так что навряд ли успел
поучаствовать в войне против Годунова.
– Витаю пана Возняковича! Цо
допровадзило тшебе в мой край? — Мои губы произнесли фразу явно
по-польски, хотя до вселения в новое тело я на этом языке ни слова
сложнее «проше пана», «бимбер» и «краковяк» не знал. Видимо,
«включилось» умение прежнего Дмитрия. Раз он скрывался столько лет
в Польше — должен бы научиться болтать по-ихнему. Хотя, судя по
мимолётной гримасе собеседника, моя речь звучала совсем не
идеально. Но раз понимает — это уже хорошо.
И что ещё странней, ответ поляка
звучал как бы одновременно на двух языках: польские фразы слышали
мои уши, а мозг сразу же без перевода воспринимал их значение на
родном языке, причём именно моём родном, а не той архаичной версии
древнерусского, которой пользовался здешний народ.
– Здравствуй сто лет, Демитрий, царь
Московский! Счастлив видеть тебя воочию, живым и здоровым! Я прибыл
к тебе по обещанию моего отца, чтобы служить тебе и твоей
царственной супруге в походе на
нехристей[11] своей саблей и своим
знанием. Воевал я со шведами[12], имея
под началом наряд из четырёх полевых орудий, был ранен. Но к тому
времени, когда я оправился от ран, круль Жигмунт принялся
притеснять исконные шляхетские
вольности