Не похоже, что молодому шляхтичу
такой подход к его военной карьере понравился, судя по недовольному
лицу, но спорить он не стал. А вот голландцы, хоть и со всяческими
политесами и расшаркиваниями, но, тем не менее, от почётной царской
службы отказались. Бремер заявил, что не имеет права нарушить
контракт с купеческим сообществом, согласно которому его задача
стоит в охране и сопровождении товаров, а также защите жизни и
здоровья своих нанимателей. А остроусый Исаак Абрахамзон Массарт
отбрехался тем, что вообще человек мирный и вояка из него
бесполезный. Ну да, будто бы никто не заметил, как профессионально
этот «пацифист» обращается со своим пистолем… Но силком заставлять
иностранных подданных влазить в нашу локальную «беллум цивил» я
посчитал неправильным: одно дело, когда всё по доброй воле, за идею
ли, за деньги ли — не важно. А совсем другое — приневоливать, тем
более, не бродяг каких без роду-племени. Дипломатические скандалы
нам на пустом месте не нужны. Впрочем, Исаак оказался не совсем уж
бессовестным и в виде «добровольного взноса на нужды обороны»
пожертвовал укрытую им на груди плоскую шкатулку тонкого дерева с
четырьмя десятками серебряных лёвендальдеров: по весу явно больше
килограмма металла. Тоже полезное дело, а то ведь я как тот Грициан
Таврический из «Свадьбы в Малиновке»: «что за атаман, у которого
золотого запасу нема». Война, хоть и гражданская, мероприятие
весьма затратное. Правда, чего стоит голландская валюта в Москве и
что на эти деньги можно купить, я пока не знаю, но серебро — оно в
любом случае серебро. Лишнее не будет.
Сунув за отворот шапки полдесятка
монет, остальное я передал на сохранение сотнику, который тут же
запихал шкатулку за пазуху. Надо будет попозже «озадачить» портных,
чтобы понаделали карманов на одежде: с ними как-то попривычней
будет.
Но чтобы «интуристам» жизнь спасённая
совсем уж мёдом не казалась, пришлось поручить им оказание помощи
раненым и уборку трупов на месте боя. Вместе с тем я разрешил своим
ребятам собрать трофеи. Излишнее оружие и доспехи стрельцы
заскладировали в часовне, где обнаружился плюгавенький попик. Там
же находились двое раненых поляков в беспамятстве, о которых
Вознякович ничего не мог пояснить, кроме «когда мы сюда пробились,
эти уже здесь лежали» и несколько зарёванных русских девок, часть
из которых, как выяснилось, прислуживала у Массарта. Ну, не знаю,
что у них там за работа по хозяйству, однако пузо у одной заметно
перевешивало вперёд. Раненых погромщиков оказалось всего четверо, а
у крыльца обнаружились подающие признаки жизни двое жолнежей и
недорубленный голландский наёмник. Всех их затащили внутрь, не
разбирая, кто за кого дрался. Пусть батюшка делом показывает,
насколько он выполняет завет любви к ближнему: «ибо не любящий
брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не
видит?».