Я удивляюсь:
– А я не знал, что ты пишешь стихи, может быть, что-нибудь прочтешь.
Поезд останавливается на станции Кузьмолово. Сидоров говорит:
– Давай еще по одной выпьем, а потом я почитаю свои стихи.
– Давай, – соглашаюсь я.
Сидоров разливает водку по стаканам, мы выпиваем, от вторых ста пятидесяти граммов я уже заметно плыву, а по Сидорову не скажешь, что он выпил алкоголь. Но это и понятно: если он пьет каждый день литрами, то такая маленькая доза для него, как комару в жопу дробина, тьфу, перепутал, как слону в жопу комар, и я рядом со слоном Сидоровым – если не комар, то воробей. Я уже под хмельком. Интересно послушать его стихи. Люблю слушать стихи, особенно после стопочки водки.
Поезд трогается, а Сидоров закрывает глаза и начинает громко и с завыванием читать:
Я по первому снегу бреду, блин,
В сердце ландыши вспыхнувших сил, блин,
Вечер синею свечкой звезду, блин,
Над дорогой моей засветил, блин…
Он читает минут пять, потом открывает глаза и спрашивает:
– Ну, и как?
– Хорошо, только ведь это Есенин.
– Я знаю, что Есенин, блин, но мне так не написать и поэтому мне мои стихи читать не хочется.
В Токсово в вагон заходят контролеры: две крупных женщины и еще более крупный мужчина. Они неторопливо доходят до нас, я лезу за билетами в карман куртки и не нахожу, я обыскиваю все свои карманы и опять не нахожу. Я смотрю на Сидорова и спрашиваю:
– Слава, может быть, билеты у тебя?
Он удивляется:
– Да ты что, Игорь, у меня их никогда не было, ты же их покупал, блин, и я видел, как ты засунул их у кассы в карман, может быть, блин, у водочного киоска обронил, когда деньги доставал.
– Может быть, – соглашаюсь я и говорю контролерам: – А у нас билетов нет. Я, кажется, их выронил в Мурино.
Застывшие лица контролеров оживляются, женщины улыбаются, а мужчина говорит басом:
– Платите штраф за себя, за жену и за багаж, итого пятьсот.
Я хочу отдать деньги, но меня опережает Сидоров своим криком:
– Какие пятьсот, блин, ведь за человека штраф сто рублей, и в сумме получается двести, а багажа у нас нет!
– А дипломат у окна разве не ваш? – спрашивает контролер-мужчина.
– Мой, – отвечаю я.
А Сидоров продолжает:
– А дипломат, блин, это ручная кладь, за нее платить не надо!
– Как это не надо? – удивляется контролер-мужчина. – Дипломат стоит на полу, значит, это багаж, вот если бы он стоял у вас на коленях, тогда он был бы ручной кладью. А так он стоит на полу, значит, это багаж, платите за него рублики.