За Черту.
Люциен побелел от неожиданности, но
не удивился, когда мир вокруг слегка изменился. Он по-прежнему
сидел на скамейке, и видел то, что видел секунду назад, только
теперь очертания предметов стали подвижными, как языки пламени, на
которое дует сильный ветер и никак не может потушить. За Чертой не
было никаких звуков вроде пения птиц, журчания воды, шума ветерка,
играющего в листьях деревьев. Только Голоса. Голоса призраков.
— Я надеялся, что ты придешь, —
коротко бросил Люциен, стараясь успокоить собственное сердце, и
повернул голову направо, туда, где на скамеечке, положив ногу на
ногу, расположился Робейн Альдорски.
Как и все призраки, его кожа была
совершенно белой, светящейся в несколько обесцвеченном мире
мертвых. За Чертой все теряло свой настоящий окрас. Все, кроме глаз
мертвецов. Словно в насмешку над Люциеном, они оставались такими же
яркими и живыми, как при жизни. Нет, даже живее, чем при жизни. Вот
и когда-то золотые волосы Робейна превратились в длинные
белоснежные лохмы, находящиеся в непрестанном движении. Так
выглядят волосы уходящего на дно человека. Но глаза, обращенные на
Лулу, оставались такими-же пронзительно синими, как при жизни. Даже
живее.
— Такой великий день, — засмеялся
Робейн, и волосы заколыхались еще сильнее. — Ты всегда праздновал
его лучше, чем свой собственный день рождения. Кстати, ужасно
выглядишь.
— Плохо сплю в последнее время, —
нахмурился Люциен и пожалел, что не удалось пронести за черту
бутылку. Сейчас бы не помешало сделать глоток, потому что внутри
все съежилось от осознания, что эта встреча может быть последней. А
затем в том месте, где он хранил самые лучшие чувства в отношении
Робейна, останется только рана, с которой ему уже удалось сжиться
за неделю. И которая будет саднить с новой силой, как только он
вернется в обычный мир.
— Снится моя казнь? Я же говорил: не
стоило тебе ее видеть. Ты впечатлительный.
— Но я должен быть ее увидеть. И
поддержать твою маму.
— Она в порядке? — Лица Робейна
коснулась тень беспокойства. — Я не могу покидать пределы этого
кладбища. Она не приходила сюда. Я волновался, вдруг с ней что-то
случилось.
— Она заболела. — Люциен сжал кулаки
и снова разжал их, ощущая собственное бессилие и вину. — Перестала
есть, ушла в себя. Сестра увезла ее в Триорн, сказала, что
позаботится о ней, но сейчас я думаю, что мне стоило самому…