Армана чуть не вырвало, но, преодолев тошноту, он пополз к коню.
Колючий ежевичник оставлял на ладонях глубокие царапины, но Арман
смотрел на Вороного, замечал только его.
Конь слегка приподнял голову, в агатовых глазах его промелькнула
смесь любви, радости и... надежды.
Арман взвыл от бессилия. Людей лечит магия виссавийцев, животные
же...
— Прости, — прошептал он, доставая из-за пояса кинжал.
Он успокаивал, хотя самого было в пору успокаивать. Он шептал в
бархатные уши ласковые слова, гладил вздымающийся в такт дыханию
круп, перебирал пальцами блестящую, ухоженную гриву. Ну почему?
Арман уткнулся носом в шею Вороного и вдохнул его тяжелый запах. Он
вновь зашептал что-то нежно, сжал пальцы на рукояти кинжала и вдруг
остро понял, что медлить нельзя. И как ни тяжело...
Несмотря на дрожащие пальцы, перерезать горло удалось с первого
раза. Может, просто хотелось быстрее закончить? Чувствуя, как
опаляет ладони теплая кровь, Арман продолжал что-то шептать, глядя
в тускнеющие глаза Вороного, гладил его бархатную морду,
успокаивал. Рыдать он будет потом, сейчас проводит друга за грань
ласковыми словами и улыбкой.
А дальше Арман не помнил: в один миг залитый солнцем мир
изменился. Звуки, запахи стали ярче, резче. А потом все будто
укуталось шалью сна. Холодила лапы вода в ручье, оглушающе горько
пах багульник, желтыми звездами горела меж золотарника лесная
груша.
Арман ошалел от нового мира, он бежал и бежал, сам не зная куда
и зачем. Он несся по усыпанному ягодами брусничнику, по влажному
мху, по высокой, по самые плечи, осоке. Он забыл кто он и зачем, он
наслаждался бегом, отдавшись во власть бушующего золотом леса.
Он был голодным, безжалостным зверем. Он убил. Насладился
последним писком зайчонка, хлынувшей в горло, казавшейся столь
вкусной кровью. Ему было мало, но желание бежать оказалось
сильнее.
А потом был залитый лунным светом лес и седые лучи, путающиеся в
покрывающих землю листьях. Ударил в нос острый запах влаги,
серебрянной скатертью развернулась гладь лесного озера. Тихо
шелестел камыш, стоял по колено в воде человеческий детеныш, тянул
тяжелые от запутавшейся рыбы сети. Хрустнула под лапами ветка и
детеныш вздрогнул, воровато обернулся, а, увидев Армана, вдруг
засмеялся.
— Голодный? Зверь.
Зверь. Арман теперь зверь. Перед ним детеныш, кровь и плоть.
Мясо, много мяса. Желание броситься в воду, добраться до мягкой
плоти, вонзить клыки в беззащитное горло.