— Все равно, что со мной станет, но я хоть недолго мог быть
рядом с тобой.
И не врет же!
— Как ты можешь... — вырвалось у Армана.
— Слуги говорят, что твои глаза холодны, и это так. Но сейчас
они печальны, — продолжал Нар. — Эта печаль меня ранит и радует,
потому что никто и никогда не печалился из-за меня. Понимаешь? Всем
плевать. На меня, на мою боль, на то, живу я или нет. Тебе — не
плевать. В твоих руках — власть, магия, все, о чем я лишь мечтать
могу. Ты как божество, недосягаемый, непонятный и далекий, но боги
меня давно покинули, если вообще когда-то замечали, а ты — не
можешь. Ты боишься за меня, хотя я никто. Прошу... выпей зелье.
Поспи хоть немного. Завтра все уладится.
— Уладится?
— Просто знаю, что так будет, — спокойно ответил Нар. — Я
просто... в тебя верю.
Верит, как и Лиин? Почему?
— Я сам в себя не верю, — выдохнул Арман и, поняв, что сказал,
вырвал ладони из цепких слуг слуги.
Нар вновь опустил голову, скрывая пылающий взгляд. Будто был
виноватым. Был. Но Арман не мог его наказать, хотя других наказывал
без раздумья.
— Выпей... — умоляюще сказал Нар и на вытянутых руках протянул
чашу, все так же не поднимая головы, — завтра будет сложный день.
И, если боги дадут, мы сумеем его пережить... вместе.
Арман не верил в то, что слышал. Не верил, что этот смертник
смеет его успокаивать. Не верил и в то, что сам не карает за
дерзость, принимает из рук рожанина чашу, выпивает половину, и,
показав на диван, велит:
— Выпьешь остаток и будешь спать там. Не хочу, чтобы ты
удрал.
Не удерет, Арман знал, что не удерет. Он просто хотел, чтобы в
последнюю ночь Нару было тепло и удобно. Хотя бы это...
— Да, мой архан...
Даже от половины чаши зелья сразу же захотелось спать,
наверняка, питье было начинено магией. И где это простой
мальчишка-рожанин взял магию? Проваливаясь в тяжелый, но ласковый
сон, Арман почувствовал, что его укутали одеялом, заботливо, как
когда-то делала няня. Но уже пару лет Арман не позволял Аде этой
вольности. Так почему какому-то рожанину позволяет?
— Иди спать, — прохрипел он, поймав Нара за руку.
И последними словами, которые он услышал, проваливаясь в теплые
объятия сна, были:
— Как скажешь, мой архан.
С тех пор, как Нар приехал в поместье, этот сон мучил каждую
ночь и казался таким реальным... Он оставлял горечь тоски после
пробуждения, потому что был всего лишь сном, ничем более.