Уже стемнело. Слуги разошлись, а отец
отошёл подальше, чтобы присесть у фонтана и наблюдал за нашим боем
издалека.
Неожиданно брат бросил свой меч в
меня. Пока я уворачивался, он быстро подбежал ко мне, схватил мою
руку с мечом и заломил кисть. От боли я выронил меч. Он ударил меня
ногой в живот и повалил на землю. Рукой он обхватил моё горло и
душил меня. Я пытался вырваться, но у меня не получалось. Тогда я
пытался выкрикнуть:
— Сдаюсь!
Но это оказался не крик, а едва
слышное шипение. Братец сильно сжал мне горло. Я задыхался и хрипя
повторял снова и снова:
— Я сдаюсь! Сдаюсь! Отпусти!
Пожалуйста!
Отец сидел далеко и не слышал моей
мольбы, а темнота не давала ему разглядеть шепчущие губы, иначе он
бы прекратил поединок. Этого требовал Кодекс. Когда я почти потерял
сознание мой братец прошептал мне на ухо:
— Не подобает Бертолиусу молить о
пощаде. Сейчас ты сдохнешь, тварь!
Из последних сил я полз по земле,
волоча на себе душащего меня брата. Я увидел щепку, отколовшуюся от
щита во время нашего боя. Я схватил её дрожащей рукой и не глядя
вонзил в шею брата. Он захрипел, меня стала заливать его кровь.
Хватка его ослабла. Я сделал вдох, скинул с себя обмякшее тело и
поднялся на ноги. Брат был мёртв.
Ко мне подошёл отец. Он грозно
смотрел на меня какое-то время. Я хотел сказать ему, что не
собирался убивать брата, хотел сдаться, но, чтобы выжить, мне
пришлось действовать. Но отец обнял меня и сказал слова, после
которых всё, что я хотел сказать, застыло у меня в горле:
— Молодец, сынок! Ты настоящий воин.
Ты не сдался, когда тебя душили! Я надеялся, что победит твой брат.
Он более твёрд характером, из него вышел бы лучший правитель, чем
из тебя. Но и ты достойный наследник. Ты правильно поступил, убив
брата, ведь когда придёт время наследовать трон, то он, даже
проиграв, наверняка мог бы заявить о себе, попытаться отнять у тебя
то, что теперь по праву твоё. Своим поступком ты обеспечил империи
спокойное будущее!
С тех пор прошло немало времени. Пять
лет. Я много думал над словами отца. Они ранили меня, но закалили.
Я не знаю, что больше повлияло на моё мировосприятие: слова отца
или желание брата убить меня ради власти. Тем не менее, тогда для
меня это было шоком. Если бы я знал заранее, чем всё обернётся, то
отказался бы от поединка и трона в пользу брата. Тогда я не желал
стать наследником такой ценой. Сейчас же я готов убить кого угодно,
кто встанет между мной и троном.