Спрыгнув с площадки желтого вагона, к нам подошла, поклонившись,
молодая женщина лет тридцати на вид. В повязанном под грудью
сарафане до пят, как тут, я понял, принято ходить. Рубашка под
сарафаном с короткими рукавами из ««вафельного»» полотна. Раньше
такое на полотенца шло. Косынка повязана ««по-комсомольски»» на
затылке, а не под подбородком. На поясе - кольцо с ключами.
Загорелая. Красивая. Той неброской красотой русской женщины,
которую мужчины начинают ценить только с возрастом. И глаза –
сапфир звёздчатый, чистый и глубокий. Аж залюбовался ею, хотя давно
уже женская привлекательность меня никак не манила. Издержки
возраста…
- Доброго вам здорОвичка, барин, -
сказала женщина глубоким грудным голосом с легкой хрипотцой. – Всё
в делах и заботах пребываете, да одежду бесовскую с того света
носите.
- И тебе, Василиса, не хворать, – ответил ей Иван Степанович без
поклона. - Вот принимай постояльца. Гость мой – Дмитрий Дмитриевич.
Ты уж расстарайся, чтобы ему у нас понравилось.
- Все сделаем в лучшем виде. Не сомневайтесь, Иван Степаныч, – и
снова коротко отвесила поклон.
- А ты, Митрий, знакомься - Василиса
Гуцу. Хозяйка всего этого состава и над
всеми людишками тут начальник. Что потребуется – к ней обращайся. А
пока багаж свой вынимай.
Увидев мои чемоданы и пластиковые контейнеры, Василиса
засвистела в серебряный свисток, на серебряной цепочке висящий на
ее шее. Вычурный такой свисток, прямо боцманская дудка.
Со второго этажа коричневого вагона выскочили ««двое из ларца»»
с винтовками в руках.
- Ружья оставьте, - крикнула им Василиса, - а багаж этот в
классный вагон отнесёте. В четвёртое купе.
И уже ко мне обращаясь.
- Как проститесь с барином, Дмитрий Дмитриевич, то милости прошу
в наш вагон. Я, там, в первом купе от двери обитаю.
Поклонилась нам в остатний раз и пошла. Нет – поплыла. Чисто
пава.
Перед лестницей в вагон была сооружена деревянная приступка, так
что корячиться у нас на виду ей не пришлось. В дверях обернула и…
взглядом, словно рублём одарила. И исчезла из виду в тамбуре.
- Хороша? – усмехнулся Тарабрин.
- Хороша, стервь, - искренне согласился я.
- Это наша знаменитость, Митрий. Наша эмансипэ. Как у Тургенева
в ««Отцах и детях»». Только, что не курит и собой красива. Но
мужикам спуску не даёт. Они у нее тут по половице ходят. Вдова.
Мужа ее лет пять назад зимой волки задрали вместе с лошадью. Она
его должность тут наследственно приняла. К земле у них тяги не
было, вот я и пристроил их тут к делу. Ну, давай, устраивайся,
обживайся. По секрету скажу: Василиса в море купаться любит, -
подмигнул проводник хитрым глазом.