Я повесил большой медный чайник над очагом, аккуратно промыл
глиняный чайничек и пару чашек, после чего потянулся к травам в
дальнем углу — именно их заваривал Ирман. Щепотка, не больше. Знал
я это, потому что слуга постоянно возился с этими травами так,
будто по крупинке их пересчитывал, хотя как по мне, это был обычный
чайный сбор. Может, парочка трав была лечебными — снять головную
боль, мы такие с ребятами просто жевали свежими, и становилось
легче, если кому нездоровилось.
Чайник вскипел, солнце перевалило за середину дня, а Ирмана все
не было. Видимо, застрял.
Вспомнив слова слуги, что я не делаю ему одолжение, а помогаю
своему учителю, я принялся заваривать чай. Также, как и слуга,
отмерил щепотку трав, залил все кипятком, быстро слил воду в ведро,
а потом — еще разок залил горячей водой. Так травы лучше
раскрываются, а еще с них смывается всякая грязь и пыль. Сейчас
завернуть в полотенце и, пока отвар настаивается и набирает силу,
надо собрать поднос.
В отличие от Ирмана, что пичкал учителя пустой кашей, я решил,
что Осиору не повредит порадовать себя. Я точно знал, что учитель
был очень падок на сдобу и мед — не зря же чуть ли не каждое наше
занятие с ним прерывалось на это лакомство! Так что я со всем
тщанием отрезал пару тонких ломтиков от свежей булки и аккуратно
покрыл их тонким слоем пчелиного продукта.
Все, готово!
Для порядка я посидел еще минут пятнадцать в ожидании Ирмана, но
слуга так и не явился. Да и отвар уже настоялся достаточно. Так что
я уверенно подхватил резной поднос с медными ручками и двинул на
второй этаж — к кабинету и одновременно комнате Осиора.
— Учитель! Учитель Осиор! — я аккуратно поскребся в дверь, боясь
побеспокоить поясного мага. — Это Рей! Ирман ушел в город, а вам
пора пить травы… Учитель! Я зайду, да?
Не получив прямого отказа — не услышав вообще ничего по ту
сторону двери — я аккуратно толкнул створку и, повторяя за Ирманом,
вошел внутрь, упираясь в дверь задом.
— Учитель! Я принес вам…
Слова застряли в горле.
Столь знакомый и милый мне кабинет, где я постигал азы рун и
грамоты, сейчас был похож на свою полную противоположность. Все
окна, обычно открытые нараспашку, лишь прикрытые мелкой шторой,
чтобы не пускать мошкару, сейчас были задернуты плотной, не
пропускающей и лучика солнца тканью. Очаг, пусть на улице и было
довольно жарко — тлел углями. По всей комнате были разбросаны
пустые чашки, какие-то тряпки, мантии. Пояс мага погоды — вещь, о
которой я мог только мечтать — лежал скомканным перед креслом, на
котором были нагромождены другие одежды. Пахло кислым потом,
застоявшимся ночным горшком и чем-то еще, неуловимо знакомым и
опасным.