Друзья накупались вволю. Плавали наперегонки до другого берега и назад. Ныряли, разглядывая жизнь разноцветных рыб. Смеялись, обдавая друг друга тучами сверкающих брызг. Но чуткое сердце Энмеркара каждый миг отзывалось на тоску и скорбь, которую тщетно пытался скрыть Магану. Таким унылым друг еще никогда не был с тех пор, как его отец попал в немилость к царю и над всей семьей сгустилась угроза позора. Но тогда, к счастью, все обошлось. Как бы Энмеркар хотел, чтобы и в этот раз беда миновала!
Наконец они вылезли из воды и распластались на теплых береговых плитах. То тут, то там из щелей выбивались высокие пучки бледного тростника, колышущиеся под робким дыханием южного ветра. Прятаться от серьезного разговора было бы нечестно, и Энмеркар спросил прямо:
– Сколько у тебя осталось бессонного снадобья?
– На день, наверное… – ответил, чуть помедлив, Магану.
– Хочешь, я еще попрошу у отца?
– Попроси. Но он не даст. Как не дали мои родители. Взрослые. Они не понимают. Говорят: бессмысленно бежать от неизбежного. Они… – Магану не докончил и закусил губу, сосредоточенно глядя в проплывающее над ними небо.
– Мой отец даст, – уверенно сказал Энмеркар, с тревогой вглядываясь в глаза друга.
– Хорошо бы. Хотя… – На секунду лицо Магану исказилось, словно от боли: – Все равно ведь только на два-три дня… А потом… Потом придется заснуть. И я… Знаешь, я соглашусь… Сразу…
– Что?! – вскричал Энмеркар, не веря услышанному. – Разве ты забыл, как мы поклялись отказаться, когда придет наш час?
– Я не забыл! – Лицо Магану снова скривилось и стало совсем белым. – Но теперь все иначе. Легко было говорить тогда… Всего один из шестидесяти тысяч может выдержать и отказаться. Я не из тех, Энмеркар. Я чувствую. И теперь я хочу лишь, чтобы это поскорее прошло. Неизбежное…
Слова друга обожгли Энмеркара. Повернувшись на бок, он глядел на него и качал головой. Если бы можно было сказать секрет! У Магану появилась бы надежда… Энмеркар вздохнул:
– Но ты ведь убегаешь от Сна…
Магану перевернулся на живот и уставился в змеившуюся трещинками поверхность плиты.
– Убегаю. Хочется еще чуть-чуть продлить все это… То, что уже не вернешь…
Вязкой горечью повисли между ними эти слова и внутри Энмеркара что-то болезненно сжалось. Как в тот миг, когда качающаяся ветка предательски затрещала под ногами.